Неравенство как угроза росту

Экономические эксперты, да и не только они, любят пожаловаться на отсутствие структурных реформ в экономике, списывая это на отсутствие политической воли в верхах. Но во всех странах, вне зависимости от политической системы, отсутствие или наличие реформ в еще большей степени зависит от спроса со стороны населения.

Печальный опыт многих реформ, проводившихся в России в 1990-е гг., свидетельствует о том, что даже самые полезные реформы либо не проходят, либо легко откатываются назад, если они не пользуются поддержкой достаточно широких слоев населения. Без нее даже небольшое изменение политических раскладов приводит к сворачиванию или полному извращению самых полезных реформ. И наоборот, реформы, которые пользуются широкой поддержкой, проходят достаточно легко и не рискуют быть развернутыми вспять. Так, никому в голову не приходит предложить запретить валютные банковские счета, несмотря на всю «непатриотичность» хранения сбережений в долларах и евро.

В итоге, чтобы понять, почему в стране не проводятся многие давно назревшие реформы, важнее понимать не только (и не столько) политические расклады в стане элит, но и фундаментальные причины, почему отсутствует спрос на такие изменения со стороны населения.

Одна из важнейших проблем, которая объясняет отсутствие спроса на многие реформы в России, – крайне высокий уровень неравенства. В статье From Soviets to Oligarchs: Inequality and Property in Russia 1905–2016 Филипа Новокмета, Тома Пикетти и Габриэля Зукмана показано, что практически по всем мерам неравенства Россия превосходит и своих восточноевропейских соседей, и Китай, и страны Западной Европы и сравнима разве что с США. 1% наиболее богатого населения контролирует порядка 43% всего богатства страны, в то время как, например, во Франции эта доля составляет всего 24%, а в Китае – чуть меньше 30%.

При этом для России характерен не только крайне высокий уровень имущественного неравенства, но и неравенство в доходах. И если первое еще можно было бы списать на то, что это временное явление, возникшее благодаря богатеньким буратинам, которые накопили капиталы в лихие годы и теперь их благополучно проедают, то высокое неравенство в доходах свидетельствует, что структура экономики по-прежнему перекошена и ситуация не улучшается. Верхний 1% населения получает больше 20% всех доходов.

Особенно проблематично то, что для России характерно не просто высокое неравенство, а высокое неравенство возможностей, т. е. неравенство, возникающее по внешним причинам, на которые человек не может повлиять. Научные исследования (например, Inequality of Opportunity and Growth Густаво Марреро и Хуана Родригеса) показывают, что именно неравенство возможностей оказывает негативное влияние на экономический рост. На эту проблему обращают всё больше внимания, и в прошлогоднем докладе EБРР ей была посвящена отдельная глава. В частности, неравенство возможностей может оказывать заметное влияние на политику, так как если обычное неравенство вполне может восприниматься как справедливое, отражающее таланты и усилия людей, то неравенство возможностей однозначно воспринимается как несправедливое.

Пример того, почему высокое неравенство, и особенно неравенство возможностей, может служить тормозом на пути реформ, – проблема защиты прав собственности. Это один из больших, если не основных, тормозов экономического развития России. Все об этом знают. Все об этом говорят. Но ничего существенно не меняется. Отсутствие подвижек легче всего объяснить тем, что любые изменения сознательно блокируются теми, кому выгодно существующее положение дел. С этим сложно поспорить, но не менее важным является и отсутствие особого спроса со стороны населения на изменения в этой области. Мнения обывателей и бизнесменов по этому поводу существенно расходятся. Если бизнесмены считают это серьезной проблемой, то большинство населения не придает ей особого значения и не испытывает благородного возмущения, читая новости об очередном рейдерском захвате.

Во многом это результат именно высокого неравенства возможностей, благодаря которому богатство воспринимается не как честно заработанные деньги, а как результат изъятия ренты людьми, оказавшимися в нужное время в нужном месте. Именно поэтому среднестатистический обыватель воспринимает отъем собственности как грызню волков между собой, а не проявление несправедливости. И, соответственно, не предъявляет особого спроса на защиту прав собственности.

Кроме того, высокий уровень неравенства приводит к тому, что существенная часть населения зависит от государства. Еще одна российская особенность – высокое региональное неравенство – приводит к тому, что в таком подчиненном положении оказываются целые регионы, практически полностью зависящие от государственных трансфертов. А если ты полностью зависишь от государства, то очень сложно предъявлять ему претензии и требовать от властей чего бы то ни было, включая реформы. В таком положении можно разве что просить. А разница между просьбой и требованием огромная.

Проблема высокого неравенства, конечно, не остается незамеченной. Но она часто воспринимается прежде всего как вопрос социальной справедливости, изолированный от других проблем. Именно поэтому предложения по борьбе с ней сводятся к простым и во многом популистским мерам вроде введения прогрессивного налогообложения, повышения зарплаты бюджетников или минимальной заработной платы. При этом не вполне осознается тот факт, что неравенство – не просто вопрос справедливости, а фундаментальный фактор, тормозящий большинство необходимых структурных реформ, без которых все предлагаемые меры останутся красивыми лозунгами на бумаге. Решение этой проблемы требует гораздо более сложных и многосторонних подходов. Простых рецептов в данной ситуации нет и не может быть. Но постановка правильного диагноза – первый и необходимый шаг на пути к выздоровлению, без которого бессмысленно обсуждать методы лечения.

Автор — профессор финансов РЭШ