Цифровые спиннеры России

В конце весны во всем мире внезапно выросли продажи спиннеров – ручных вертушек с подшипником. Несмотря на то что эта игрушка была придумана почти четверть века назад, пик ее популярности пришелся именно на 2017 год – всю первую половину лета производители создавали и мгновенно сбывали немыслимое количество спиннеров. Объяснений такого успеха выдвигалось много – от банальной спланированной маркетинговой атаки на покупателей до гипотезы в духе теории заговора, предполагающей отвлечение населения от социальных проблем.

Однако тяга к некоторым видам игрушек или товарам не первой свежести – не единственное, чем время от время заражаются люди. Это касается также и идей. Вдруг те или иные идеи, с которых стряхнули пыль времени, становятся настолько архипопулярны, что не обсуждать их в «приличном» обществе уже невозможно. Причем многие понимают всю абсурдность чрезмерного интереса к «потертой» идее, но мода как водоворот – затягивает полностью. Одной из таких идей в последний год в России стала идея цифровизации экономики, существующая, как и спиннеры, уже более 20 лет. В Россию, точнее, в страны Евразийского экономического сообщества термин пришел благодаря Всемирному банку, который пытался предупредить о необходимости «аналоговых», управленческих преобразований в условиях цифровизации. Слишком сложная логика с важностью «аналоговых» методов оценена не была, а вот идея построения цифровой экономики пришлась ко двору, попала сначала в текст послания российского президента, а затем стала главной темой развития России.

Летом 2017 г., как раз одновременно с пиком интереса к спиннерам, была великолепно разыграна презентация Программы цифровой экономики, где зрителем был давший старт цифровому ралли президент, а актерами – чиновники, которые соревновались друг с другом, кто красноречивее и убедительнее представит свои взгляды на цифровое будущее России. И еще до конца лета вокруг программы начал выстраиваться аппарат поддержки: был создан проектный офис и центры компетенций; образована некоммерческая организация, объединяющая участников реализации программы. В такой спешке нет ничего плохого, лучше поздно, чем никогда: многие государства прошли этот путь, законодательно и регуляторно помогая своим экономикам эффективно оцифровываться. Но тот размах, который приобрело обсуждение программы цифровой экономики на российских форумах и конференциях, поражает и пугает своим масштабом.

Пожалуй, первую скрипку среди цифровых визионеров в России сегодня играет руководитель Сбербанка Герман Греф. Именно он стал первым пропагандировать необходимость использования методик гибкого управления agile не только в программировании, но и для управления бизнесом; заявил о необходимости внедрения цифровых платформ, бросив вызов международным интернет-компаниям; предрек экономике «гигантский сдвиг» в ближайшие 5–10 лет, указав на особую значимость в этом сдвиге технологии блокчейн... Еще один талантливый визионер-спикер – руководитель направления «Молодые профессионалы» Агентства стратегических инициатив Дмитрий Песков. Он пытается выстроить видение будущего, исходя из анализа современных процессов, которые он представляет как столкновение Политического прошлого (память о великих событиях, об освободительных войнах) и Технологического будущего. Все заканчивается торжеством технологий: «рецепт для выживания» – это гармония лидеров цифрового мира и искусственного интеллекта.

Греф и Песков не единственные футурологи, помечтать о цифровом будущем сегодня пытаются многие. Интересно заметить, что в мире обычно роль визионеров берут на себя исследователи, но в России эта роль оккупирована государственными менеджерами. Дело, конечно, не в том, кто определяет будущее, ученый или банкир, и не в том, как красиво он формулирует доказательства своей правоты. Вопрос в том, насколько правильно формулируются тренды, от этого зависит точность поставленных целей и эффективность в их достижении. А как раз в целеполагании красота изложения, своего рода кружение спиннера, лишь отвлекает.

Рассмотрим проблемы определения трендов в развитии на нескольких примерах. Первый пример – тот самый блокчейн, о котором еще недавно знали только специалисты. Блокчейн, или технология распределенного реестра, лежит в основе криптовалюты, позволяя выпускать виртуальные деньги, отслеживать и защищать операции с ними без централизованной эмиссии и контроля со стороны единого банка или службы. Однако не технология блокчейн породила криптовалюту, а наоборот – потребность в наднациональном средстве расчета стимулировала появление технологии. Такая потребность, в свою очередь, возникла в результате глобализации мира, с одной стороны, и в результате выхода на мировой рынок большого числа поставщиков информационных услуг, с другой стороны. Технологии возникают только тогда, когда они кому-то нужны, хотя они и не могут появиться раньше создания условий для их появления.

Еще один пример – автоматизация банковской деятельности. Большинство визионеров предрекает глобальные изменения на финансовом рынке, значительные сокращения персонала, числа банковских филиалов. И это так. Но никто не замечает, что сокращение банков ведет к сужению рынка автоматизации, к снижению числа клиентов IT-компаний и общей потребности в услугах информационных технологий. То есть одна цифровизация убивает другую. Рост цифровых сервисов не обязательно ведет к росту числа вакансий программистов, как это ни было бы очевидным. Многие цифровые сервисы замещают труд разработчиков, давая возможность самим пользователям создавать сайты, интернет-магазины без участия IT-специалистов.

Или интернет-торговля – казалось бы, самая что ни на есть цифровая экономика. Однако в отсутствие постаматов рост продаж через интернет в России привел к небывалому росту вакансий обыкновенных курьеров – совсем не цифровой профессии. А почему нет потребности в постаматах? Потому что невыгодно их ставить – стоимость рабочей силы в России слишком низка. Внедрение цифровых сервисов в бедной стране усиливает расслоение общества и децифровизацию профессий, а не наоборот. Получается, что необходимость повышения уровня жизни людей – это не просто гуманно, а это способствует более гармоничному развитию цифровой экономики.

Экономисты могут привести еще много аналогичных примеров, которые свидетельствуют о неоднозначном влиянии технологий на рынок. Так, распространение агрегаторов такси, авиабилетов, туристических сервисов ведет к снижению стоимости услуг и как результат – к возможному снижению валового внутреннего продукта. Цифровизация – это технология, которая меняет экономику, но она может быть как полезной, так и вредной, надо сначала поставить цели и задачи, а уже потом выбирать для их решения инструменты. В некоторых случаях стоит даже децифровизовать некоторые услуги – например, при использовании личного кабинета на интернет-портале федеральной налоговой службы для пожилых людей. Иногда личное общение бывает эффективнее и производительнее цифрового.

Одна из принципиальных ошибок российских визионеров заключается в том, что они считают технологии первичными. Пытаться внедрением технологий изменить мир, догнать и перегнать конкурентов – значит обрекать себя на неудачу. Представим себе ситуацию, когда к генеральному директору крупного предприятия приходит его заместитель по информационным технологиям и предлагает срочно «оцифровать» предприятие, установив на всех рабочих местах компьютеры, внедрив блокчейн и систему анализа данных. Любой бизнесмен задаст вопрос: зачем, что это даст полезного бизнесу, окупятся ли расходы на эти новшества? Похоже, что при разработке Программы цифровой экономики таким вопросом мало кто озадачивался.

Не удивительно, что в хоре о цифровизации экономики совершенно не слышно голосов российских предпринимателей. Им не нужны современные технологии? Отнюдь нет, сегодня они, так же как их зарубежные коллеги, все больше внимания уделяют инструментам развития корпоративной мобильности, интернету вещей, тому, что на Западе получило название индустрии 4.0. Но внедрению новых технологий в коммерческих компаниях всегда предшествует технико-экономическое обоснование. Как раз коммерческого подхода очень не хватает российским чиновникам. Интересно, что основную проблему бизнес формулирует не как дефицит технологий, а как низкий уровень человеческого капитала. Причем отнюдь не в области автоматизации, а в области управления, производственной инженерии и аналитики. Не получится ли так, что, бросив средства в подготовку программистов и цифровых лидеров, мы оставим промышленность без кадров?

2017 год, наверное в силу своей предвыборности, был богат на стратегические новации со стороны государства. В частности, почти незаметно была принята обновленная стратегия развития информационного общества в России, в указ о принятии которой «закралась» очень правильная фраза «В целях обеспечения условий для формирования в Российской Федерации общества знаний <...>». Именно общество знаний, в котором человек станет не только основным ресурсом, но и самим продуктом производства, должно стать стратегической целью развития государства, а цифровизация экономики лишь инструмент в достижении этой цели, инструмент, который надо применять аккуратно и только там, где он приносит дивиденды, а не только умиление от красивого «кружения».

Автор – научный руководитель факультета прикладной математики и IТ Финансового университета при правительстве РФ