Выбор между Кадыровым и аль-Багдади
Социолог Денис Соколов о том, как глава Чечни реализует политический исламский проектУ российских мусульман сегодня есть только два реальных политических проекта, между которыми они могут выбирать. Это аль-Багдади, самопровозглашенный халиф «Исламского государства» (ИГ, запрещенная в России террористическая организация), и Рамзан Кадыров, глава Чеченской Республики и генерал-майор российской полиции, который в последнее время все больше позиционирует себя как защитник ислама в России и мире. Никто не в состоянии сегодня конкурировать с ними за исламскую городскую и сельскую молодежь, ищущую радикальных и простых способов самореализации.
Но две эти крайности, как это ни парадоксально, похожи и содержательно, и эстетически. Оба ужасают мир жестокостью и марширующими головорезами в черном, имеют в распоряжении государственные институты и массовую поддержку за пределами своих контролируемых территорий. Оба стали лидерами во время кровавых гражданских войн. Оба смогли поставить под свой контроль довольно крупные финансовые потоки.
Тюрьмы, в которых служба безопасности ИГ держит, пытает и казнит несогласных на территории самопровозглашенного халифата, русскоязычные джихадисты в шутку прозвали «шестым отделом» по аналогии с подразделением МВД, которое занимается противодействием экстремизму и терроризму и имеет дурную славу из-за похищений людей и применения пыток по отношению к задержанным.
Только аль-Багдади, которому 46 лет, уже теряет халифат, а 40-летний Рамзан Кадыров, возможно, получает второе дыхание как политик и религиозный лидер. Массовый митинг 4 сентября в Грозном в поддержку мусульман Мьянмы, на который приехали представители разных толков ислама из других регионов, – это просто публичный отчет Рамзана Кадырова о проделанной за последние два-три года работе по консолидации мусульман вокруг себя.
Зачистка альтернативы
Поляризация активной части исламской общины всегда была результатом российской внутренней политики – осознанной или нет, судить не берусь. Криминализация исламских диссидентов началась в Дагестане принятием закона о запрете ваххабизма в 1998 г. Затем, в начале 2000-х, несколько образовательных проектов и попыток амнистии отказывающихся от насилия салафитов закончились арестами и вытеснением в подполье их участников и репрессиями против кураторов.
Исламские движения вроде партии «Хизб-ут-Тахрир», «Таблиги-джамаата» и «Такфир-вааль-Хиджра», отрицающие вооруженный джихад, были запрещены в России законом. В середине 2000-х попытки исламских активистов и интеллектуалов договориться с администрацией президента о создании молодежного исламского движения вроде прокремлевского движения «Наши» не нашли понимания у кремлевских политтехнологов, а объявлением «Имарата Кавказ» (запрещен в России) Доку Умаровым и переходом части наиболее радикальных активистов под его знамена были окончательно дискредитированы.
Столь же жестко были пресечены инициативы русских «конвертов» (перешедших в ислам из православия) вроде Национальной организации русских мусульман (НОРМ), а их лидеры и участники были вынуждены эмигрировать за пределы России.
Последняя попытка мусульман с салафитскими убеждениями на мирное сосуществование с властью была предпринята в Дагестане при президентстве Магомедсалама Магомедова – при поддержке президентской администрации создали ассоциацию исламских ученых и проповедников «Ахлю сунна валь Джамаа», большинство участников которой сейчас либо в эмиграции, либо обвиняются – иногда небезосновательно – в поддержке ИГ. Небольшие салафитские общины продолжают легально существовать в ногайских аулах Ставропольского края и в Ингушетии. Но в целом зачистка мирного исламского поля завершена.
В Чеченской Республике репрессии против инакомыслия всегда были особенно жесткими, а свободу совести государство Кадырова отменяет совсем по-средневековому: в 2016 г. была начата «духовно-нравственная паспортизация» мусульман от 16 до 35 лет – документ визировался отвечающими за молодого человека лицами – участковым уполномоченным, главой тейпа (вайнахская родовая структура) и главой вирда (религиозное братство). Особенность чеченской борьбы с диссидентами в том, что главным критерием всегда оставались верность или неверность Рамзану Кадырову.
Управляемое подполье
После хаоса чеченских войн, национальных движений и бурной реисламизации 1990-х примерно к середине 2000-х гг. региональные элиты на Северном Кавказе научились использовать вооруженный религиозный конфликт в своих политических и экономических интересах. С 2007 г. (объявление «Имарата Кавказ») до августа 2012 г. (убийство в Дагестане шейха Саида Афанди Чиркейского) эта конструкция называлась борьбой с международным терроризмом.
Правильному, «традиционному» исламу противопоставлялся салафитский толк, связываемый с международным терроризмом. История взаимных преступлений, в том числе убийств ярких религиозных и общественных лидеров, подталкивала определиться каждого мусульманина с выбором стороны, хотя большинство верующих и пытались занять нейтральную позицию.
С двух сторон от мусульманина требовали определиться. В Дагестане и в других регионах страны существовали салафитские и муфтиятские мечети. В обеих группах были активисты, готовые включиться в конфликт в любой момент. «Имарат Кавказ» был почти равноправным с правоохранительными органами поставщиком вооруженного насилия при разрешении коммерческих и политических конфликтов.
Например, в одной сети халяльных бистро в Махачкале, посетителями и персоналом в которой были преимущественно салафиты, официант отказался обслуживать сотрудников полиции. Хозяин заведения уволил сотрудника, отчасти под давлением правоохранительных органов, отчасти за то, что просто не обслужил клиентов. «Из леса», от представителей «Имарата Кавказ» последовали претензии и угрозы за увольнение мусульманина в угоду неверным.
После 2010 г. стали окончательно понятны две вещи. Первая – суфийский ислам духовных управлений проигрывает салафитскому исламу сражение за молодежь. Именно тогда Духовное управление мусульман Дагестана с согласия шейха Саида Афанди Чиркейского пошло на сближение с салафитами, но через два года шейх погиб. Вторая – «Имарат Кавказ» сросся с местными элитами и организованной преступностью и превратился в прокси-институт, поставляющий несистемное насилие на региональный политический рынок, делая его непрозрачным для федерального центра.
В 2012-м шейх Саид Афанди был взорван смертницей, примирение суфиев с салафитами прекратилось, началась волна репрессий против всех несистемных мусульман. Похожая по структуре история произошла в Татарстане. Там зачистка и салафитов, и «Хизб-ут-Тахрир» (запрещена в России), и членов «Таблиги-джамаата» перешла в решающую фазу после убийства бывшего заместителя муфтия Валиуллы Якупова и покушения на самого муфтия Илдуса Файзова.
Тогда же началась зачистка полевых командиров вооруженного подполья и связанных с ними политических тяжеловесов из числа местных элит, имеющих и свои частные армии, и своих союзников в составе вооруженного подполья.
В Дагестане был арестован и осужден на пожизненный срок мэр Махачкалы Саид Амиров, которого обвиняли в том числе и в связях с подпольем, объявлен в розыск директор пенсионного фонда республики Сайгид Муртузалиев, убит Ибрагим Гаджидадаев, лидер гимринской вооруженной группы, арестованы пытавшиеся спасти его республиканские политики, ликвидированы последовательно сменявшие друг друга амиры «Имарата Кавказ» Доку Умаров, Алиасхаб Кебеков, Магомед Сулейманов. В КБР был убит Альберт Назранов, обеспечивающий связь политической элиты республики и вооруженного подполья, за короткий срок были ликвидированы все авторитетные лидеры подполья.
К 2012 г. «Имарат Кавказ» был практически уничтожен. На Северном Кавказе началось вытеснение исламских проповедников и активистов на войну в Сирию, ставшее массовым перед Олимпиадой и продолжившееся после объявления аль-Багдади халифата летом 2014 г. Рамзан Кадыров объявил аль-Багдади практически своим личным врагом, тем более что, по разным сведениям, около 5000 чеченцев из России и Европы присоединились к ИГ или к другим фронтам, преимущественно связанным с «Аль-Каидой» (запрещена в России) и «Имаратом Кавказ». И игиловские, и имаратовские чеченцы – враги Кадырова.
Второе городское поколение мусульман, семьи которых переехали из сел в города в 1990-х и начале 2000-х, предпочитает глобальные проекты, не помнит и не хочет знать о региональных и локальных проблемах. Именно они и выбирают между Кадыровым и аль-Багдади. И именно молодые мусульмане – целевая аудитория главы Чеченской Республики в его борьбе за лидерство среди российских мусульман.
Вторая жизнь Рамзана
Когда последователи «Аль-Каиды», в том числе лидеры «Имарата Кавказ», говорят о том, что ИГ действует неправильно, сторонники аль-Багдади отвечают: ИГ сражается, ИГ поддерживает шариат на своей территории, а вы что делаете?
Когда противники Кадырова говорят, что он терроризирует чеченский народ, все больше и больше мусульман отвечают: он защищает мусульман по всей стране и в мире, а в Чечне, единственной в России республике, законы шариата стоят выше Конституции России, установлен исламский дресс-код в публичных местах. В послевоенной Чечне что-то строится, там порядок и чистота. Чеченские культурные автономии по всей стране и диаспоры по всей Европе (а, возможно, и чеченские криминальные сети с похожей географией) пользуются определенной поддержкой Рамзана Кадырова.
Кадыров и аль-Багдади в России и среди российских мигрантов в Турции и Европе делят одну и ту же целевую группу.
В 2015 г. в Грозном был организован митинг «Мы не Шарли», с помощью которого Кадыров заявил себя как идейный лидер протеста против глобализации и связываемых с развитием западных демократий свобод.
Громкий скандал с преследованием и убийством геев в Чечне в начале 2017 г. и высказывания главы республики по этому вопросу позволили Кадырову сделать соучастниками предполагаемого убийства практически всех мусульман, которые не смогли осудить его откровенно гомофобскую риторику, а вместе с ней и насилие по религиозным соображениям.
Грозненская фетва (принята в августе 2016 г. участниками исламской конференции в Грозном, объявляла сектантами многие течения, вызвала скандал и критику в мусульманском мире) – тоже спор с аль-Багдади и салафитскими шейхами, близкими «Аль-Каиде», и решение, пусть и не самое удачное, сложнейшей задачи: выступая против международного терроризма, а значит, против мусульман, вставших на путь джихада, – сохранить и приобрести лояльность молодых мусульман, почти готовых встать на этот путь.
Рамзан поддерживает мусульман во всех резонансных историях в стране, как в случае с оскорблением гуляющих чеченок в Воронеже. Он финансировал ифтары (трапеза после захода солнца во время поста в месяц Рамадан) в Москве, угощая всех желающих мусульман столицы в халяльных кафе. Он занимается спасением детей и женщин с Северного Кавказа – вдов и сирот боевиков ИГ, оказавшихся на территории иракских и курдских формирований после штурма Мосула. Так он становится союзником и партнером этих детей, простых мусульман и даже своих врагов из «Имарата Кавказ».
Поэтому организация миллионного (по данным республиканского МВД) митинга в Грозном в поддержку мусульман Мьянмы – это совершенно логичный, необходимый шаг для Кадырова как политического и религиозного лидера российских мусульман. Можно говорить, что чеченскому лидеру позволяют это делать, – конечно, позволяют. Но он находится в авангарде российской политики, за ним миллионы людей, его популярность растет, а становиться лидером исламизированного социального протеста или оставаться генералом МВД – это решать даже не Кадырову; за него это сделают обстоятельства.
Автор – руководитель исследовательского центра RAMCOM, эксперт Free Russia Foundation
Полная версия статьи. Сокращенный газетный вариант можно посмотреть в архиве «Ведомостей» (смарт-версия)