Почему власти неприятен разговор о жертвах терактов
Методика штурмов в Беслане и на Дубровке не учитывала жизни людей
Тринадцать лет назад, 3 сентября 2004 г., подразделения спецназа начали штурм школы № 1 в городе Беслане (Северная Осетия), захваченной террористами двумя днями ранее. Из 1200 заложников погибло 334 человека, в том числе 186 детей, погибло 11 офицеров спецназа, из 32 боевиков был убит 31, захваченный силовиками Нурпаша Кулаев получил впоследствии пожизненный срок.
Трагедия в Беслане и ее освещение на протяжении 13 лет отражает отношение властей и спецслужб к допустимому уровню жертв при достижении важных целей, когда ценой победы (или того, что представляют как победу) становятся жизни граждан. Реакция российских властей и спецслужб на теракты с захватом заложников в постсоветский период менялась.
В 1990-е гг. спасение заложников представлялось более важным: в случае неудачи при первой попытке освобождения во Владикавказе весной 1994 г., в Буденновске в июне 1995 г., в Кизляре и Первомайском в январе 1996 г. власти и военное командование шли на переговоры с лидерами боевиков. Им позволяли уйти в обмен на сохранение жизней мирных жителей. При захвате и освобождении больницы в Буденновске погибло в общей сложности 147 человек (из 1600), в Кизляре – 78 (из 2000).
С тех пор изменилась и тактика боевиков, и реакция власти. Массовый захват заложников стал редким из-за сложности организации и возросшего противодействия российских спецслужб. Трагедии в Москве, в Театральном центре на Дубровке, в октябре 2002 г. и в Беслане стали последними, когда террористы массово захватывали заложников. На Дубровке погиб каждый седьмой заложник, в Беслане – каждый четвертый. Власти и спецслужбы отказались от переговоров с боевиками по существу их требований, жизни заложников перестали быть приоритетом, важнее стал принцип «террорист не должен уйти», отмечает политолог Алексей Макаркин.
После Беслана крупных захватов заложников не было, но это нельзя назвать однозначным успехом спецслужб. Централизованный террор уступил место сетевому мщению, где убийство врагов важнее политического резонанса и реакции общества. Для него более характерны теракты в общественных местах и на транспорте, которые выполняют смертники.
Власти, как и в случае с дискуссиями о потерях во время Великой Отечественной войны, стремятся свести к минимуму разговор о жертвах. Это устраивает и большинство обывателей, которые предпочитают забыть о своем страхе перед терактами.