Прогресс second hand

Между российским политическим режимом и модернизацией сложились несложные отношения: сохранение режима модернизацию исключает. Правящий класс, видимо, не находит для себя места в том обществе, которое могло бы стать результатом масштабных трансформаций, приводящих к повышению эффективности во всех сферах жизни. Отдельные же плоды прогресса, напротив, весьма желательны, так что возникает интересная задача, как их получить, ничего в обществе не меняя, т. е. не создавая таких условий для прогресса, которые оборачивались бы политическими рисками.

В истории такое положение дел встречается гораздо чаще, нежели противоположное, периоды прогрессивных преобразований кратки, а освоения их результатов – продолжительны, власть же обычно в руках тех, кто наилучшим образом научился извлекать выгоду из того, что есть, поэтому партия стабильности у руля почти всегда. Правда, в последние три века происходило нарастающее изменение соотношения периодов прогресса и стагнации, приведшее к тому, что сегодня стагнацию считают явлением ненормальным, стойкую же неспособность общества к модернизации рассматривают как проявление его фатальных пороков. Справедливы такие оценки или нет, оставлю пока в стороне, но в грубом делении обществ на развитые – лидирующие, развивающиеся – догоняющие, а также неразвитые – отсталые есть своя правда: главным ресурсом во всеобщей конкуренции индивидов, социальных групп, классов, государств и их блоков являются научные знания, технологии, способы эффективного управления, а также все то, что обеспечивает их развитие, а именно, широкий спектр прав и свобод человека вместе с системой положительного стимулирования любой полезной деятельности. Результатами модернизации оказываются поэтому не только условная атомная бомба, но и всеобщее благосостояние, рост продолжительности жизни, демократия и правовое государство.

Генератор негативных аффектов

Вопрос о том, способна ли современная Россия к сколько-нибудь широкой модернизации, очень болезнен как для правящего меньшинства, так и для управляемого большинства, потому что затрагивает сферу национального достоинства. Те же три века Россия находится в состоянии догоняющего развития, конкуренции и интеграции – все это по отношению к тому, что принято называть Западом. Ревнивые оглядки на Запад, навязчивые мемы «в нормальных странах», «в развитых странах», «на Западе», «за бугром», «у наших врагов» и пр. характерны для охранительного (псевдонационалистического) дискурса даже больше, чем для прогрессистского (западнического). Без концепта «Запад» вообще не могут сформулировать никакой политической идеи, и упомянутые идеологические направления различаются лишь деталями и оценками. Общим для них является и признание того факта, что отставание от Запада преодолеть не удается, и что это стыдно. Уязвленное достоинство делает общество легким объектом для манипуляций, и в качестве психологической базы нынешнего режима культивируется постсоветский синдром, включающий в себя идеи враждебного заговора и особого пути, реваншизм и великодержавность, а также общие установки – «нас не любят» и «Россия не Европа». Хотя времени и возможностей имелось достаточно, правящий класс не посчитал нужным ни заменить эту идеологию реалистической повесткой национального развития, ни поставить вопрос о нем в центр внимания общества, так что дефицит достоинства, способный стать стимулом к созидательной работе, работает как генератор негативных аффектов. Чем дальше от реальности идеологический конструкт, тем возвышеннее возникающие в связи с ним переживания и тем менее рационально социальное поведение.

Благословенная стагнация

Непрерывный прогресс, однако, есть норма только в идеальном случае, а именно при уподоблении отношений народов и наций экономической конкуренции субъектов, находящихся в одинаковых условиях. Фактическое различие таких условий в экономике ставит одних в более, а других в менее выгодное положение, позволяя одним быть менее эффективными и требуя противоположного от других. Условия же существования этносов и наций могут различаться столь существенно, что для одних пауза между модернизационными сдвигами может длиться столетия (как это было в истории древних цивилизаций, Японии и Китая), а других борьба за выживание заставляет непрерывно создавать и осваивать инновации (пять столетий древнегреческого культурного переворота). Наконец, в современном мире при сложившемся делении обществ на развитые, развивающиеся и отсталые переход из одного состояния в другое для конкретного общества может оказаться либо невозможным, либо требующим неприемлемых издержек. В этом случае отказ от модернизации – это разумный выбор, требующий, во-первых, научиться быть востребованным так, как есть, во-вторых – решения проблемы национального достоинства посредством адекватного переосмысления своего места в мире.

Для российской элиты верной была бы стратегия не пытаться догнать лидеров прогресса, но использовать его достижения, причем только те из них, которые не будут представлять угрозы для политического режима. И такая стратегия реализуема, ведь не так сложно, опираясь на советское наследие, энергию собственного креативного класса и открытость современного мира, поддерживать такой уровень развития, который позволял бы заимствовать нужные практики и покупать нужные вещи. При нынешних темпах прогресса его достижения превращаются в почти бесплатный second hand в среднем за 7 лет, и своевременное его освоение будет поддерживать отставание от лидеров на неизменную величину, безо всякой с ними конкуренции. У России нет ни внешних врагов, ни серьезных внутренних проблем, зато есть много чего на продажу, так что страна на десятилетия попала в исключительно комфортные условия, в которых реализация прогресса second hand – «пользуемся, но не создаем» – является оптимальной. Понятно, что реальная конкурентоспособность по ряду направлений (хотя бы по производству некоторых видов оружия) только прибавляет радости. Прогресс second hand удобен и политически, поскольку обеспечивает так называемую стабильность, т. е. стагнацию (слово «застой», пожалуй, содержит избыток негативных коннотаций), очень нужную российскому правящему классу. Он находится в непростом положении, поскольку Западом воспринимается как криминальное сообщество, а для собственного населения вдобавок еще и не легитимен: контроль над обществом приходится обеспечивать с помощью ресурсов кнута и пряника, а также безальтернативной охранительной идеологии. Из плодов прогресса правящему классу хотелось бы иметь «бомбу», карательный аппарат, «телевизор», а также экономику (бизнес и системы регулирования), позволяющую поддерживать благосостояние граждан на уровне, близком к достигнутому в благословенном 2013 году. Граждане же, со своей стороны, хотят экономического и социального роста, может быть, и выше уровня 2013 г., но согласны и на сохранение текущего уровня доходов. Две эти группы давно достигли консенсуса по поводу стагнации под девизами «как бы чего не вышло», «от добра добра не ищут», «лучше синица в руке...», «на переправе коней...», и для них прогресс second hand – это прекрасное решение.

Перспективное легкомыслие

Лишь так называемый креативный класс, публично представленный либерально настроенным клубом несогласных, заинтересован не только в импорте конкретных плодов прогресса, но и в условиях для его осуществления своими силами здесь и теперь. Обойтись без креативного класса, пусть и не такого блестящего, как в странах развитых, в деле прогресса second hand невозможно, хотя чаемая им модернизация России – это прямой вызов режиму. Поэтому градус стабильности-стагнации и эффективность прогресса second hand находятся в обратном соотношении, следя за которым, можно найти точку равновесия, в которой умеренная стагнация сочетается с достаточным освоением плодов прогресса. К 2013 г. эта точка в экономической сфере была пройдена, тенденции стагнации возобладали, что и обернулось устойчивым спадом.

Романтические стремления креативного класса расходятся с прагматизмом большинства в пропорции 86 на 14 (или близко к тому), но это тот самый деготь, который все портит. Дело не в идеологии, а в прекрасном. Как говорил еще Аристотель, стыдно быть непричастным прекрасным делам, т. е. таким, которые приносят славу и достоинство. Вопрос о достоинстве актуален в России повсеместно, ведь даже на бытовом уровне видно, что реализовать консенсус-программу власти и большинства не удается. Чтобы компенсировать дефицит достоинства, приходится активно сохранять лицо, т. е. выдавать провалы за успехи, а ничто за нечто. Всерьез кого-то в чем-то убеждать не требуется, власть и общество ведут риторическую игру, в которой задействованы всё те же ресурсы власти. В нынешней России они воздействуют на каждого по каналам традиционной организации общества. Там, где могли бы красоваться структуры тоталитарного государства, работает старинная пирамида кормлений, в которой каждый вышестоящий слой эксплуатирует нижестоящие при помощи институтов государства. Эта система обеспечивает сверху донизу как максимум лояльности, так и максимум контроля, поскольку личная лояльность и готовность выполнять контрольные и карательные функции являются условием занятия и сохранения доходной позиции.

Сюжетам, с помощью которых власть и общество в ежедневных телевизионных бдениях сохраняют друг другу лица, в силу их использования в риторической игре свойственно приобретать характер фиктивной реальности и не быть воспринимаемыми всерьез. Игровая форма коллективного вранья стирает различия между заблуждением, намеренной ложью, умолчанием, обоснованным убеждением и констатацией факта. Право на ложь дано, однако, не всем. Возможность безнаказанно лгать без последствий всегда была одним из признаков нелегитимной власти, если, конечно, «унижение до лжи» не ставилось в упрек чести, поэтому, когда кого-то ловят на лжи (или, например, разоблачают как плагиатора), то может случиться, что чем значимее разоблаченное лицо, тем хуже будет разоблачителю. Привычка к такого рода «свободе выражения мнений» провоцирует легкомыслие: чем легче врать, тем легче и мысли. Легкомысленно и на эмоциях начали войну с Украиной, легкомысленно обращались с зенитно-ракетными установками «Бук» и также легкомысленно сочиняли небылицы после того, как одна из них сработала. Не сильно думали, залезая в Сирию и организовывая связанные с сирийскими беженцами провокации в Европе, интригуя же против Хиллари Клинтон в пользу Дональда Трампа, испытывали, видимо, немалый азарт, т. е. не думали вовсе. Я оставляю в стороне так называемую внутреннюю политику, которая разнонаправленными усилиями штатных и внештатных энтузиастов приняла форму запрещений, ограничений, отключений, кампаний вранья и военно-патриотических мероприятий.

Кажется, что легкомыслие может только вредить делу стагнации, но парадоксальным образом оно оказывается для него полезным. Не участвующие в игре внешние и внутренние контрагенты российской власти воспринимают ее политико-пропагандистские акции как неадекватность и принимают свои меры. Их ответ не содержит в себе элементов прямой борьбы. Креативный класс и несогласные строят свои жизненные стратегии так, чтобы ничего не инвестировать в пирамиду кормлений, т. е. перестают участвовать в прогрессе second hand. Внешние партнеры вводят санкции, цель которых состоит в уменьшении количества связей с Россией, опять-таки в большей степени для того, чтобы уменьшить собственные риски и сохранить свободу действий, нежели нанести ущерб. Такова логика санкций, как тех, которые уже введены, так и тех, которые еще по разным поводам последуют в будущем. И чем больше их объем, тем в большей степени они работают на устойчивость режима, освобождая его от внешних и внутренних зависимостей и играя важную роль в трансформации российского правящего класса. Его идущее омоложение сопровождается и унификацией качественного состава, элита становится «патриотичной» и бестрепетно приверженной стабильности-стагнации, поскольку перестает быть выездной. Наконец, те же санкции открывают и новые перспективы легкомыслия, ведь все меньше остается того, что можно потерять.

Из стагнации в диктатуру

Итак, Россия имела и имеет (правда, все в меньшей и меньшей степени) разумную альтернативу модернизации, состоящую в прогрессе second hand на фоне умеренной стагнации общества. Этот путь позволяет на десятилетия сохранить господство нынешнего правящего класса и обеспечить приемлемую жизнь гражданам. Для его реализации потребовалось бы обновить идеологию режима, понизив уровень притязаний и заменив великодержавную мифологию реалистичной программой развития. Критика режима как отсталого и отвергающего модернизацию, резко прозвучавшая в 2011–2012 гг. со стороны креативного класса, сделала этот маневр невозможным, поэтому правящий класс обратился к спасению лица в риторических играх, сюжеты которых создаются в легкомысленном политическом креативе и апеллируют к уязвленному общественному достоинству. Результатами стали конфликт с креативным классом и остановка прогресса second hand на рубеже 2013–2014 гг., а затем и конфликт с Западом, ставший результатом авантюр 2014 г. Градус стагнации продолжает с тех пор повышаться, а шансы на прогресс second hand, соответственно, понижаться.

Из этой ситуации не видно иного выхода, кроме как продолжать начатое, и задачей ближайшего будущего становится поиск поводов для легкомыслия, т. е. создание новых сюжетов для сохранения лица. И кое-что появляется. Легко увидеть, что в России уже наличествуют все условия для установления диктатуры, т. е. персоналистского режима, который будет жестче существующего и при этом откажется от ставших фикциями институтов (к числу которых, например, можно отнести парламентаризм, разделение властей, федерализм, самоуправление, процессуальные нормы и пр.), заменив их институтами чрезвычайными. В известных дебатах Алексея Навального и Игоря Стрелкова (Гиркина) публике были представлены две легитимирующие диктатуру задачи, а именно, борьба с ворами-казнокрадами-коррупционерами и обретение «русского мира». Выполнение первой сулит бесконечный сериал выдачи народу на растерзание плохих бояр (с последующим разделом их имущества боярами хорошими), а взявшись за вторую, можно будет окончательно снять все вопросы социально-экономического развития, сконцентрировавшись на качестве броневого листа и рисовании стрелочек на карте бывшего СССР. Диктатуру, как бы она ни называлась (как-то назвать ее придется, ибо в символическом пространстве игры слова значимы), будут приветствовать как широкие массы, так и расплодившиеся в последние годы энтузиасты чрезвычайных мер, кандидаты в новую элиту.

Случится диктатура или нет, зависит от достигнутой широты легкомыслия, ведь никакой особой нужды в этой инновации не видно, все мыслимые цели правящего класса легко достижимы и при нынешнем положении дел. Едва ли диктатура прибавит россиянам достоинства, но их усилия в деле сохранения лица должны будут значительно возрасти и даже перейти на уровень артистизма, описанный в антиутопиях Владимира Сорокина. И нет также никакого сомнения в том, что диктатура подорвет стабильность-стагнацию, сведет к минимуму прогресс second hand, ускорит явления спада и сделает их повсеместными, а в ее финале россиян ждет очередное унизительное разочарование. А жаль, ведь, найдя верный баланс между степенью стагнации и условиями для внедрения результатов прогресса, мы могли бы не только на десятилетия обеспечить себе безбедное существование, но и предъявить самостоятельно созданный тип общества – небогатого, но по-своему эффективного. Чем не повод для гордости?

Автор – философ, приглашенный преподаватель Европейского университета в Санкт-Петербурге

Полная версия статьи. Сокращенный газетный вариант можно посмотреть в архиве «Ведомостей» (смарт-версия)