Почему власть борется с институтом репутаций

Допрос режиссера Кирилла Серебренникова еще раз напоминает нам о том, что авторитарные государства плохо относятся к людям, самостоятельно заработавшим себе доброе имя. Любой ученый, артист или благотворитель, чьим источником уважения являются его собственные заслуги, не вписывается в вертикаль власти и представляет для нее опасность. 

Многое из того, что делал в последнее время путинский политический режим, можно объяснить борьбой власти с институтом репутаций. Мы помним, как было воспринято получение Нобелевской премии по литературе белорусским писателем Светланой Алексиевич. Реакция государства на это событие была либо прохладной, либо откровенно враждебной. Большинство государственных СМИ вообще ничего не написали и предпочли обойти стороной тот факт, что Алексиевич – шестой за всю историю русскоязычный лауреат этой премии.

Другой пример – действующий с 2012 г. закон об иностранных агентах, который обязывает организацию указывать, что она является «иностранным агентом», во всех своих публикациях и на своей странице в интернете. Это своеобразное клеймо позора, навязанное государством, и некоммерческие организации всячески стараются избегать присвоения им этого статуса – в первую очередь из-за связанных с ним репутационных издержек. Разгром Российской академии наук, начатый четыре года назад, тоже отчасти мог являться реакцией режима на общественное уважение, которым пользовался этот институт (согласно опросу, проведенному «Ромиром» в 2013 г., по уровню доверия россиян РАН обогнала и РПЦ, и даже президента Путина). Академия наук и тем более ее управляющие органы были политически лояльны, но это им не помогло.  

Зачем власть борется с репутациями? Безусловно, уважаемый и талантливый человек может представлять опасность, если он станет придерживаться оппозиционных взглядов. Но это не единственная и, возможно, не основная причина. Идеологическая подоплека любого авторитарного режима – выученная беспомощность, убежденность в дурной природе человека, неспособности его добиться чего-либо собственным трудом (и, конечно же, постулат о неспособности людей самостоятельно принимать ответственные политические решения). На этой основе стоит вера в безальтернативность действующей политической системы, ее лидера и присущего ей порядка вещей. Само существование талантливых и уважаемых людей, в особенности если они известны на всю страну, бросает вызов этой картине мира – если сами эти люди не вписаны в систему и не тратят время и силы на демонстрацию лояльности и одобрения существующего положения дел. 

Происходящее в нашей стране – не исключение. Борьба с институтом репутаций во все времена сопутствовала несменяемой власти. Вот что в середине XIX в. писал французский мыслитель Алексис де Токвиль: «Деспотизм, который по своей природе всегда трусливо подозрителен, видит в разобщенности людей самый верный залог собственной прочности и, как правило, все свои усилия нацеливает на то, чтобы людей разобщить. Из всех пороков человеческого сердца самый подходящий для него – порок эгоизма: тиран легко прощает своим подданным отсутствие любви к нему, лишь бы при этом они не любили друг друга». С позиций недоверия к успеху удобно бороться и с любой оппозицией.

Мы видим, насколько легко российская пропаганда переключается между разными версиями о том, чьи интересы представляет оппозиционный политик Алексей Навальный (то ли это Америка, то ли ФСБ). Детали не важны, главное – не допустить мысли, что его нынешний статус и известность могут быть его самостоятельной заслугой. 

Насколько тяжелыми для нашей страны будут последствия социального эксперимента по уничтожению веры в людей и как отразятся на нас очередные 10 или 15 лет авторитарного застоя? У науки нет окончательного ответа на вопрос, насколько пластичной является человеческая психика под воздействием агрессивной институциональной среды, хотя очевидно, что со временем люди теряют часть своей веры в успех и друг в друга. Например, сегодняшняя Италия разделена на более современный север, города которого в разные исторические эпохи имели местное самоуправление, и патриархальный юг, который на протяжении сотен лет был частью централизованных королевств. Тем не менее мы знаем слишком мало, чтобы строить какие-то прогнозы. В первую очередь трудно оценить роль, которую играют наши контакты со внешним миром – отдушина, через которую мы имеем возможность наблюдать жизненные установки, основанные на вере в человеческий успех, и другие модели взаимодействия людей с государством. Символом того, что всего в этой жизни можно добиться самостоятельно, стал американский предприниматель Илон Маск, претендующий на роль творца глобальных технологических перемен. Неудивительно, что его успехи часто вызывают недоверие, а неуспехи – злорадство: ведь сама его фигура противоречит авторитарной картине мира.

Что же будет дальше с нами? Следуя логике самосохранения, российская власть будет и впредь наказывать тех, кто слишком сильно выделяется, принижая тех, кого наказать не сможет. Насколько у нее хватит сил лишить людей веры в успех и друг в друга, покажет лишь время.

Автор – кандидат экономических наук