Албанский эксперимент со стабильностью
Экономист Дмитрий Некрасов о том, как приходится за стабильность платить мобильностьюКогда говорят о «стабильности» как одном из достижений последних десятилетий, я часто вспоминаю о руководителе коммунистической Албании по имени Энвер Ходжа, правившем страной с 1945 по 1985 г.
Сначала Албания под его управлением мало чем отличалась от других восточноевропейских соседей – полным ходом шло построение «народной демократии», советские специалисты помогали создавать промышленность, крестьян сгоняли в колхозы. За 15 лет была сформирована вполне себе стабильная система социалистического хозяйствования с типичными плюсами и минусами. Несмотря на любые оговорки и перегибы, экономика довольно динамично росла, а уровень жизни большинства населения повышался.
Когда в СССР засквозили ветра перемен в виде оттепели и развенчания культа личности, Ходжа решил, что все эти явления опасны для социалистической стабильности, разорвал отношения с Советским Союзом и оперся в своей внешней политике на маоистский Китай. Стабильность была сохранена, однако экономическое развитие от этого серьезно пострадало: разрыв хозяйственных связей и прекращение советской поддержки поставили крест на планах форсированной индустриализации страны.
После того как в середине 1970-х и в Китае развелась реформистская зараза, Ходжа в очередной раз предпочел стабильность сотрудничеству, рассорился с последним союзником и оказался в полной изоляции. В течение следующих полутора десятилетий социалистическая Албания стала аналогом нынешней Северной Кореи – без союзников и экономических партнеров, в кольце врагов и на полном чучхе-обеспечении.
Однако, если уровень стабильности внутри страны нарастает, а во внешней среде снижается, возникает эффект, похожий на эффект разницы давления в граничащих средах. Чем больше была эта разница, тем более возрастал риск, что нестабильность извне, разломав все возводимые перегородки, затопит маленький островок албанской стабильности.
Чтобы противостоять этой угрозе, албанское руководство свело на нет все культурные и экономические контакты с внешним миром, а также всерьез и последовательно готовилось к отражению агрессии со стороны Варшавского договора, НАТО и Югославии одновременно. Для защиты стабильности было построено невероятное количество различного рода оборонительных сооружений. По разным оценкам, к концу 1980-х гг. менее чем в трехмиллионной Албании было от 500 000 до 700 000 (!) оборонительных сооружений.
Среди них были подземные авиабазы на 50 самолетов, подземные базы подводных лодок, укрытия для бронетехники и зенитных орудий. Однако подавляющее большинство составляли обычные пулеметные ДОТы, разбросанные на перекрестках дорог, высотах и даже просто во дворах и огородах. На каждых 4–5 албанцев, включая стариков и младенцев, приходилось по одному ДОТу. Это сложно себе представить, но на каждую албанскую семью, лишенную личного автомобиля и зачастую отдельного жилья, почти гарантированно приходился отдельный ДОТ.
Но у каждого процесса есть обратная сторона: за стабильность пришлось платить мобильностью. Причем в самом буквальном смысле.
К 1991 г. на 2,7 млн жителей в Албании насчитывалось, по разным оценкам, всего 5000–7000 автомобилей. Это примерно в 30 раз меньше, чем число автомобилей на 1000 жителей в позднем СССР, или в 5 раз меньше, чем в современной нам Северной Корее. Автомобилей в стране было примерно в 100 раз меньше, нежели ДОТов.
Албания – небольшая страна, по площади в 2 раза уступающая, например, Московской области, однако любые перемещения по ней собственных граждан были предельно затруднены.
Для того чтобы проведать родственников в соседнем селе, требовалось специальное разрешение, посетить город – бумаги, оформлявшиеся иногда месяцами. Даже между различными районами одного города существовал пропускной режим. В разных районах был разный контингент жителей и разное снабжение, потому простые албанцы никогда в жизни не могли попасть, например, в один из центральных районов столицы, где проживала партийная номенклатура.
Мобильность албанских граждан была предельно ограничена во всех смыслах, зато они могли наслаждаться невероятной стабильностью. Бессменный в течение 40 лет лидер, бессменная, без существенных колебаний, политика партии, социальная и экономическая стабильность, 100%-ная занятость и жилье недалеко от места работы. Им просто не было нужды никуда уходить от места жизни и работы. Зачем? Да и нельзя забывать, что любая мобильность угрожает стабильности, как минимум, мысли, а уже затем политической.
Ничто не бывает вечным, и стабильность политического режима Энвера Ходжи ненадолго пережила его творца. Пусть и на три года позже, чем у соседей по соцлагерю, в 1992 г. ветры перемен смели все стабилизаторы и коммунистическая диктатура пала. После 46 лет стабильности Албания оказалась самой бедной страной Европы, а изголодавшиеся по мобильности албанцы разъехались по всему миру в качестве трудовых мигрантов.
Я не то чтобы хочу проводить надуманные параллели, однако не могу не заметить, что по мере нарастания стабильности в нашей стране мобильность тоже почему-то стала снижаться: россияне в среднем стали значительно меньше ездить за рубеж, практически остановился до того стремительный рост национального автопарка, на всех уровнях уменьшились контакты с внешним миром, да и с вертикальной социальной мобильностью все большие проблемы.
Просто у любого процесса есть обратная сторона. Стабильность, даже с точки зрения самого смысла этого слова, есть отсутствие некоторых видов нежелательной мобильности.
Нельзя забывать, что первые 15 лет правления Ходжи также были крайне успешными экономически, вместо ДОТов тогда строились заводы, а иностранные специалисты были главной движущей силой модернизации. Однако все это неизбежно угрожало стабильности, во имя спасения которой пришлось пожертвовать сначала экономическим ростом, а потом и любой немотивированной мобильностью вообще.
Автор – кандидат экономических наук
Полная версия статьи. Сокращенный газетный вариант можно посмотреть в архиве «Ведомостей» (смарт-версия)