Освобождение по нулевому варианту
Считать ли отмену приговора Евгении Чудновец торжеством законаОбвинительный уклон российского правосудия катастрофически искажает коллективные представления россиян о сути права и смысле справедливости.
Стремительное (за два дня) оправдание воспитательницы Евгении Чудновец, осужденной за репост видеоролика об издевательствах над детьми и уже отбывшей четыре из пяти месяцев колонии, а до того столь же стремительное оправдание активиста Ильдара Дадина, осужденного за неоднократное нарушение закона о митингах и отбывшего половину из 2,5 года лишения свободы, – оба этих случая воспринимаются как примеры торжества законности. Хотя ничем таким на самом деле считаться не могут и не должны.
И Чудновец, и Дадин с отменой приговора получили право на реабилитацию, восстановление честного имени и компенсацию за вред, нанесенный им незаконным уголовным преследованием. В момент оправдания они из преступников стали потерпевшими. Но становятся ли отправившие их за решетку следователи, прокуроры и судьи преступниками? Должны ли они понести наказание – как в целях предупреждения новых аналогичных преступлений, так и для восстановления справедливости?
Статистика судебного департамента при Верховном суде свидетельствует, что наказание незаконно преследовавших и неправосудно наказавших – дело очень редкое. В Уголовном кодексе есть две схожие статьи – ст. 299 для полиции, следователей и проч. за привлечение заведомо невиновного к уголовной ответственности и ст. 305 для судей за вынесение неправосудного приговора. Начиная с 2010 г. и до июля 2016 г. (более свежие данные отсутствуют) за такие преступления были осуждены только 16 и 18 человек соответственно.
В обоих составах предполагается, что преступление было умышленным, т. е. преступник знал, что имеет дело с заведомо невиновным человеком: умысел этот доказать крайне тяжело.
Парадокс в том, что правоохранительные органы, надзор и суд в современной России работают так, что за редким исключением остановить неправосудие может только неправовое вмешательство. Шансы на отмену или пересмотр несправедливого приговора в вышестоящих инстанциях ничтожны – система герметична и не склонна признавать ошибки. Надежда на восстановление справедливости появляется, как правило, только на этапе привлечения к делу внимания общества и, как следствие, руководства страны – с целью принудить его, вопреки конституционным ограничениям, так или иначе вмешаться в работу полиции, прокуратуры, суда. Разобраться в деле Чудновец президента просили журналисты – просьба не сразу, но сработала.
Но работают (не всегда) только просьбы об исправлении ошибок – и никогда о наказании виновных. В правовом государстве это были бы взаимоувязанные эпизоды, но в системе ручного управления правом – нет. В таком случае освобождение Чудновец и Дадина остается только эксцессом гуманизма, поводом порадоваться за судьбы конкретных спасенных из-за решетки людей, но не за торжество права.