Проигрывает система

Очередное обострение ситуации вокруг российского спорта (перенос из Сочи в Кёнигзее «взрослого» чемпионата мира по бобслею и скелетону, а из Острова в Сигулду и Винтерберг – юношеского, из Тюмени в Контиолахти – этапа кубка мира по биатлону, публикации о том, что якобы FIFA была против выдвижения Виталия Мутко на пост президента РФС, лишение ряда атлетов олимпийских медалей) заставляет снова обратиться к этой теме. История с российским спортом интересна прежде всего потому, что по многим сюжетным линиям она копирует ситуацию в стране в целом – ситуацию, которая в относительно недалекой перспективе может разродиться полномасштабным кризисом.

Во-первых, обратимся к специфике российской конкуренции в спорте. В летних олимпийских дисциплинах, где доминирует легкая атлетика, на последних пяти Олимпиадах наши спортсмены выиграли 21 золотую медаль из 235 разыгрывавшихся (8,9%). В плавании – 1 из 170 (0,6%). Львиная доля высших наград российской сборной (65 из 126) пришлась на борьбу, бокс, дзюдо, гимнастику и фехтование. На зимних Играх нас спасают в основном фигурное катание и лыжные гонки (22 золота из 38 на предшествовавших Сочи пяти Олимпиадах) – те виды спорта, в которых у нас имелся задел еще с советских времен. Если сравнить картину с экономикой, окажется очень похоже на нашу сырьевую специализацию: работаем в секторах, где есть еще советские заделы и меньше конкуренции.

Во-вторых, Россия, как выяснилось (и не могло не выясниться, учитывая впечатляющий по выпадению из предыдущего ряда результат выступлений в Сочи – превышение среднего числа золотых медалей на пяти предшествующих Играх на 80%), применяет допинг. Проблема не в самом этом факте (стимуляторы используют многие, а КНР в 2008 г. превзошла свой средний результат предыдущих пяти Игр на 163%), а в том, что мы не в состоянии разработать новые препараты, пользуясь во многом тем, что осталось в наследство чуть ли не от ГДР. Каждый год в мире в список допинговых средств вносятся все новые позиции именно потому, что появляются более совершенные субстанции. Поэтому, подменяя мочу (по версии г-на Макларена) силами доблестных чекистов, Россия показала, что она не может предложить ничего нового; расписалась в своей технологической импотенции, даже не попыталась соперничать там, где нужно было продемонстрировать минимальную инновативность. Манипуляции с анализами – это и есть пресловутые «закрывающие технологии», о которых грезят многие наши эксперты и политики. И тут снова сложно не заметить сходства с экономикой: мы ведь как раз незадолго до этого вспомнили и забыли о модернизации, поняв, что она нам не по зубам. Мы якобы можем добиться успехов в оборонке – но она дает остальной экономике приблизительно столько же, сколько устаревший допинг дает большому спорту.

В-третьих, сложно отрицать, что многие наши спортивные провалы выступают следствием неудовлетворительной технической базы российского спорта. Да, мы строим самые дорогие в мире стадионы – но при этом, например, от 40 до 65% детско-юношеских спортивных школ не имеют профильных спортивных сооружений и вынуждены их арендовать; за постсоветское время почти утрачена база для гребных видов спорта: береговые линии многих водоемов застроены; обеспеченность населения спортзалами составляет около 20%, а бассейнами – около 5% от рекомендуемых нормативов. И вновь, проецируя на экономику, мы видим все родимые пятна российского капитализма: с одной стороны, приватизацию, не учитывавшую никаких экстерналий, с другой – современную политику инвестирования, ориентированную исключительно на крупные знаковые объекты, но при этом полностью игнорирующую низовую инфраструктуру.

В-четвертых, нельзя не обратить внимание на процессы, которые идут в тренерском корпусе и спортивном менеджменте. Даже те наставники, которые были изобличены в применении допинговых схем, продолжают работать – если не как главные тренеры, то как советники; даже те руководители, которые покрывали злоупотребления, остаются на своих постах, а то и идут на повышение. При этом в отрасль приходит все больше людей, достаточно далеких от спорта, а также тех, кто оказывается на значимых постах не в силу квалификации, а по протекции. Это, на мой взгляд, явный пример прорастания наших политических порядков в спортивную сферу: как бывшие министры или другие люди, на каком-то этапе оказавшие важные услуги высшему руководству, всю оставшуюся карьеру меняют должности советников, помощников и прочие синекуры, так и в российском спорте профессионалы вытесняются на периферию политики, легенды заменяются на ничем не примечательных функционеров; как и везде в российской политической элите, здесь ценятся не эффективность, а лояльность; здесь с первых шагов чиновники встраиваются в «коррупционную вертикаль»; тут «своих» не сдают ни при каких обстоятельствах.

Наконец, в-пятых, спортивные соревнования в современной России являются во все большей степени средствами пропаганды: завоевание прав на их проведение в последние годы считалось задачей государственной важности, хотя с экономической точки зрения как последние олимпиады, так и чемпионаты мира по футболу – в Пекине и Рио, в ЮАР и Бразилии – были убыточными. Однако власти стремились привлечь внимание к стране и к самим себе – и это оправдывало любые расходы: так же, как это происходит со стройкой к саммиту АТЭС или с работами на мосту в Крым. На пропаганду нам денег не жалко – даже несмотря на то, что все ее достижения мгновенно перечеркиваются неоправданными шагами во внешней политике, как открытая миру Олимпиадой в Сочи Россия практически сразу же превратилась во врага после событий в Крыму и Донбассе. Этот пропагандистский уклон в спорте соответствует всей медийной сущности лишенной реальных целей российской политики.

Происходящее в спорте ничем не отличается от происходящего в России и проистекает от нашего последовательного нежелания и неспособности играть по сложившимся в мире правилам. Если бы мы стремились стать современными, то расширяли бы освоение новых видов спорта; пытались бы конкурировать на равных в спортивной медицине и фармацевтике; создали аналогичные существующим в развитых странах системы стимулирования инвестиций в спорт, а не прессовали бы «социально ответственных» предпринимателей; допустили бы честную конкуренцию между тренерскими школами, а также свободную конкуренцию на выборах руководства спортивных ассоциаций и Олимпийского комитета и, наконец, больше бы занимались собственно спортом, чем организацией спортивных и околоспортивных хеппенингов. Но надеяться на такие перемены невозможно, пока в спортивной политике, как в зеркале, отражается вся страна.

Автор – директор Центра исследований постиндустриального обществ

Расширенная версия. Первоначальный опубликованный вариант можно посмотреть в архиве «Ведомостей» (смарт-версия)