Заведомо невыполнимые обязательства

Конституционный суд (КС) наконец-то принял то самое постановление, ради которого год с небольшим назад был придуман специальный закон, дающий КС право признавать невозможным исполнение на территории России решений Европейского суда по правам человека (ЕСПЧ). Правда, формально это законодательное оружие массового поражения было впервые применено еще летом 2016 г., когда КС отверг требование ЕСПЧ дать российским заключенным право голоса на выборах. Но то была лишь разминка перед решающим сражением за 1,87 млрд евро, присужденных Страсбургским судом в качестве компенсации бывшим акционерам ЮКОСа.

Поскольку разобраться в сложном тексте, изобилующем юридическими терминами вроде «метод эволютивного толкования», «национальная конституционная идентичность» и «межгосударственный субсидиарный орган», простому россиянину сложновато, кратко перескажем суть постановления КС своими словами.

Итак, пункт первый. Никаких денег мы акционерам ЮКОСа не дадим. Потому что они сами воры и руки у них по локоть... ну если и не в крови, то хотя бы в скважинной жидкости. И даже те, кто лично не воровал, с удовольствием получали дивиденды от наворованного, а значит, сами и виноваты в том, что компанию в итоге постигла суровая, но справедливая кара.

Пункт второй. Так как КС всегда за то, чтобы договориться по-хорошему, Россия в качестве жеста доброй воли все-таки допускает выплату честным акционерам (ну ладно, ладно, предположим, что такие в ЮКОСе все же были) неких компенсаций. Но, естественно, не из российского бюджета, а, например, из средств, наворованных менеджментом компании и припрятанных на зарубежных счетах.

И, наконец, третье. Если вы сейчас начнете (а вы ведь начнете!) снова говорить о каких-то там международных обязательствах, взятых на себя Россией при вступлении в Совет Европы, то мы вам ответим раз и навсегда. И дальше цитата из постановления, вполне понятная и без перевода с юридического на русский: «Россия в порядке исключения вправе отступить от выполнения возлагаемых на нее <...> обязанностей, если такое отступление является единственно возможным способом избежать нарушения Конституции». И нечего, как говорится, лезть со своим европейским уставом в наш суверенный монастырь.

Последний вывод, конечно, куда важнее, чем затяжные препирательства по поводу того, воровали начальники ЮКОСа у государства или, наоборот, оно у них. Потому что при всех имеющихся в тексте оговорках об исключительных случаях и «конкретно-историческом контексте» это постановление, по сути, заранее обосновывает любые отступления России от общепризнанных международных норм, если только эти отступления «освящены» Конституцией. А поскольку Основной закон у нас, как показала практика, меняется одним легким движением депутатских рук, в нем со временем могут оказаться и нормы, явно противоречащие, например, установкам того же Совета Европы. Ведь «исторический контекст» вполне может сложиться таким образом, что нам вдруг потребуется восстановить смертную казнь или, скажем, отменить прямые выборы.