Сошел ли мир с ума

Если посмотреть на окружающий нас мир через призму публикаций последних лет и месяцев, то возникнет ощущение приближающегося конца света или по крайней мере конца нынешней цивилизации. Здесь и нашествие мигрантов, которых не может переварить Европа, и неожиданный Brexit, и выборы Трампа. Попутно с глобальными вызовами идет непрерывный поток негативной информации про детей, переставших читать, про интернет, заваленный фейковыми цитатами, про «мусор», которым забиты книжные магазины, про псевдоэкономистов и лжеполитологов, заполнивших телеэкраны.

Возникает ощущение, что мир разом поглупел, увяз в непрофессионализме и дилетантизме, заменив искусство перформансами, музыку диджеингом, а поэзию рэпом. Не будем обсуждать, насколько это соответствует действительности, согласимся лишь, что в восприятии множества людей мир на самом деле сошел с ума и с этим стоит считаться.

При этом еще совсем недавно мир казался незыблемым. Европа объединялась, интернет безболезненно покорял квартиры и континенты, благосостояние людей росло, а самой главной проблемой являлось глобальное потепление, оспариваемое к тому же весьма серьезными учеными. Однако оказалось, что благосостояние растет слишком неравномерно и есть множество людей, не получивших от экономического роста почти ничего; интернет благодаря социальным сетям рассыпался на множество мелких сообществ, которые на дух друг друга не переносят, а если сталкиваются, то комментарии быстро переходят в чудовищную ругань; при этом возникшие проблемы мигрантов, культурного и социального неравенства, замешанные на религиозном фундаменте, раскалывают единую, казалось бы, Европу, трясут благополучную Америку и порождают конфликты вокруг России и других стран бывшего СССР.

Почему перестали работать объединяющие механизмы, что случилось со стабильными социальными системами и куда движется весь мир? Ответы на эти вопросы, скорее всего, будут рано или поздно найдены, но поиск этот будет нелегким и долгим.

Для начала давайте вспомним, что мир наш рушился уже неоднократно из совершенно устойчивого состояния. На глазах наших прадедов покой и благополучие тихой Европы начала XX в. сменились бесконечными войнами, которые, похоже, не прекращались 30 лет – с 1914 до 1945 г. Впору говорить о новой тридцатилетней войне. Да и в целом любой золотой век сменяется эпохой разломов, вызовов и смятений. И не в последнюю очередь причиной этому становится, увы, научно-технический прогресс. Именно этот самый НТП неожиданно смешивает карты на столе у благополучных игроков и заставляет весь мир менять вектор развития и незыблемые приоритеты.

Когда в 1440 г. Иоганн Гутенберг изобрел технологию книгопечатания, никто не представлял, насколько это открытие изменит мир. С одной стороны, массовое распространение сравнительно дешевой книжной продукции стимулировало развитие грамотности населения, способствовало росту числа ученых и студентов и делало доступным широкому кругу людей текст священных книг. Все это, конечно, вело к объединению мира. Но, с другой стороны, пока книги были редкостью, большинство из них выходило на латыни – тогдашнем мировом языке. Рост книгопечатания привел к возможности охватить национальные языки. Как результат – рост национального самосознания и борьба наций за самоопределение. Не здесь ли корни нашего современного национализма?

Следующий удар стабильному миру нанесла Реформация, также получившая возможность для своего распространения благодаря дешевой печати. Кто бы знал Мартина Лютера за пределами узкого круга единомышленников, если бы не возможности массовой печати? Результатом всего этого явилось столетие религиозных войн, закончившееся страшной Тридцатилетней войной (1618–1648).

Два столетия спустя после окончания религиозных войн информационные технологии сделали еще один рывок, дав возможность дешевой массовой печати большими тиражами. Мир захлестнула газетная волна. Копеечные газеты дали возможность практически каждому человеку быть в курсе мировых и местных событий, знать и понимать намного больше. И снова мы видим подъем грамотности, взрывной рост числа студентов, появление современной науки. Но, с другой стороны, именно в это время возникает столь ненавистная многим, но тем не менее активно читаемая желтая пресса, через дешевые рабочие газеты и листовки идет распространение стирающего границы между государствами марксизма и одновременно отмечается рост национализма, подогреваемого массовыми региональными газетами, получившими возможность высказывать свою точку зрения. Не в последнюю очередь этот всплеск националистических настроений породил конфликты, приведшие к двум мировым войнам.

Вторая половина XX в. прошла под знаком телевидения, которое во многом смогло успокоить бушующие мировые страсти. Монополизация рынка телекоммуникаций и контроль за каналами распространения позволил государствам в большей степени отслеживать повестку дня, стоявшую перед обществом. При этом все то, что не попадало на телевизионные экраны, фактически оставалось неизвестным широкой публике. И чем больше была монополизирована политическая жизнь в стране, тем сильнее это сказывалось на монополизации телевизионной картинки. Однако даже в случае реальной конкуренции телевизионные каналы старались придерживаться средней позиции, убирая как ультраправые, так и ультралевые воззрения, не только глобально, но и в рамках внутрипартийных дискуссий. Такая средневзвешенная позиция производила впечатление общественного консенсуса, который внешне устраивал большинство населения.

Ситуация стала выходить из-под контроля с появлением интернета, но наиболее резкие изменения начались после появления глобальных социальных сетей. Казалось бы, мы имеем те же самые средства массовой информации, получившие новый канал распространения. Однако все не так просто. Социальные сети предоставили людям две существенные опции: 1) возможность найти себе единомышленников, где бы они ни находились, и 2) закрыться от неприятной, неудобной или неинтересной информации. В результате небольшие группы экстремальных, нетолерантных, ультралевых и ультраправых граждан – всех тех, кого тщательно игнорировал информационный мейнстрим, – получили в свои руки информационное оружие. Оказалось, что эти группы, хоть и малы, выделившись, становятся интересны в качестве целевой аудитории, и целая когорта новых или старых политиков попыталась оседлать этот неожиданно обнаруженный электорат.

Итак, мы можем зафиксировать двойственный характер интернет-революции. С одной стороны, она вовлекла в информационные процессы огромное количество людей, глобализировав рынки информации, с другой стороны, она разделила его на огромное число локальных кластеров, плохо связанных между собой. Интересно, что такой особенностью обладали многие предыдущие информационные революции, создавая информационный рынок и одновременно дробя его. Пожалуй, лишь телевидение избежало такой кластеризации в силу технологических причин.

Перед нами информационная революция, вызванная радикальной сменой информационных каналов. Но эта революция моментально переносится из информационной сферы во все остальные – в бизнес, религию, политику, науку, образование. Любая резкая смена источников информации приводит к смене общественных лидеров, научных авторитетов, политиков и просто медийных персон. Вспомним, как тяжело адаптировались актеры немого кино к появившемуся звуку. Хрестоматийным уже стал пример телевизионных дебатов Кеннеди и Никсона, где молодой кандидат победил за счет выигрышного внешнего вида. На оперной сцене теперь царствуют молодые изящные певицы, умеющие не только петь и играть, но еще и танцевать, поскольку современное телевидение потребовало именно этого.

Нынешняя революция, революция цифровых носителей и социальных сетей, произошла настолько резко и неожиданно, что общество просто не успело к ней адаптироваться. При этом старые институты репутации (социальной, научной, профессиональной, политической) практически перестали работать. В результате оказались дискредитированы многочисленные группы экспертов, выросших в старое, «телевизионное» время.

Произошло это во многом потому, что затраты на создание медийного продукта – видеоролика, статьи, книги или клипа – резко сократились, расширив круг людей, допущенных к этому рынку. Число площадок, на которых можно размещать подобную информацию, выросло в тысячи раз. Конечно, уровень таких площадок, их статус и влияние сильно различаются, но их обилие и быстрая сменяемость привели к тому, что люди не могут ориентироваться в их качестве, воспринимая все это как один большой интернет. Фактически если раньше существовало замкнутое экспертное сообщество, то сейчас все эти эксперты как будто вышли общаться на большую рыночную площадь, где в их дискуссию включилось множество людей, плохо представляющих себе предмет разговора. При этом старые лидеры общественного мнения, потеряв свое влияние, нередко стараются избегать неудобных и непонятных интернет-площадок, замыкаясь в привычных им телевизионных или газетных пространствах. Они с презрением относятся к этому новому миру, считая обитателей электронных медиа полуграмотными дилетантами, занимающимися профанацией. И в чем-то они правы: новая цифровая среда пока еще только формируется, и профессионалов, равных по уровню старым мэтрам, там просто еще нет.

Конечно, и в этом большом интернете довольно быстро появятся новые эксперты, специалисты, ученые и медийные персоны, которые смогут оседлать новый информационный канал. Но это уже будут другие лица, которые окажутся способны выстроить свою репутацию в новых, весьма конкурентных условиях. Они должны будут работать с этой непривычной, весьма сегментированной аудиторией, сочетая в своей работе методы старых экспертов и медиаперсон с современным агрессивным маркетингом, используя навыки популяризатора и шоумена, разрушая стереотипы XX в. и выстраивая гибкую медиасреду XXI в., которая, конечно же, будет очень интересной.

Как же экспертам выживать в этом странном и непривычном мире? Прежде всего отбросить снобизм, присущий ученым, экспертам и другим специалистам. Мир меняется, и нам остается только меняться вместе с ним. В этом мире необходимо учиться писать простые и ясные тексты, заниматься не только наукой, но и маркетингом, понимать, что распространение идеи зависит не только от ее качества, но и от уровня изложения. Нужно учиться вести дискуссию не только среди специалистов своего уровня, но и среди плохо подготовленных дилетантов, к которым могут быть отнесены многие чиновники и другие лица, принимающие решения. И здесь придется искать баланс между высокоинтеллектуальным языком специалистов и простым языком телешоу, социальных сетей и публичных политиков. Тот, кто победит в этом соревновании, и будет формировать мир, в котором предстоит жить нам и нашим детям. При этом конкуренция выбирает не лучшего представителя, а наиболее живучего и приспособленного. Об этом следует помнить, кем бы вы ни являлись – ученым, политиком или бизнесменом. Это общие правила игры под названием «жизнь».

Автор – кандидат экономических наук