Неживой пример

В России установление памятников персонажам с сомнительной исторической репутацией принято оправдывать местом в истории. Дескать, памятник Ивану Грозному устанавливается в том числе потому, что этот царь оставил глубокий след в прошлом. В лужковскую эпоху еще одним аргументом установления монументов была их архитектурная ценность. Например, именно архитектурными свойствами оправдывал бывший мэр Москвы свое предложение вернуть памятник Феликсу Дзержинскому на Лубянскую площадь.

Контекст словосочетания «историческая память» в попытках публичного оправдания установления таких памятников часто синонимичен историческому знанию. Дескать, да, персонаж помимо прочего при своей жизни совершил много плохого, но это наша история, и ее следует знать. Ключевая функция памятников, однако, заключается совсем в другом и не имеет прямого отношения ни к формированию исторического знания, ни тем более к архитектурной ценности. Это абсолютно периферийные их, памятников, функции.

Историческое знание формируют учебники, книги или музеи. Именно добросовестно изучая историю, читая книги и статьи, связанные с историей, а также посещая исторические экспозиции, новое поколение формирует исторические знания. Читая Александра Солженицына, просматривая архивы или посещая музеи, посвященные истории ГУЛАГа, а не глядя на каменный лик Иосифа Сталина, человек узнает детали того мрачного времени.

Ключевая функция памятников заключается в том, чтобы выразить тем или иным историческим фигурам благодарность, а также установить нравственные ориентиры, вдохновляющие живущие и будущие поколения. Говоря иначе, памятники обозначают ключевые исторические персонажи и события и служат для того, чтобы расставить нравственные акценты в полученном историческом знании. Монументы ставят тем, кем восхищаются, чьи профессиональные, интеллектуальные или моральные качества, воплощенные в тех или иных достижениях, признаются выдающимися и достойными повторения.

Такой же критерий установления памятников, выбора дат для многих национальных праздников, названий для улиц и площадей. В противном случае в Бухаресте появился бы памятник Владу Цепешу, а в Лондоне – Джеку-потрошителю, но в румынском и британском обществах не считают, что эти люди заслуживают благодарности и могут быть примером для будущих поколений.

Да, некоторая толерантность к грехам в развитом мире сохраняется, потому что на постаментах там нередко можно встретить убийц тысяч человек, живших в прошлые века. Но это наследие прошедших эпох, и, если бы речь зашла о сооружении памятника сегодня, вряд ли бы решение было положительным.

Однако общественный вердикт едва ли является безусловным критерием правильности решений, в том числе касающихся отбора национальных героев. Часто мнение общества лишь воспроизводит ту информацию, которая в силу различных причин оказывается ему доступной. Знания распределены отнюдь не равномерно: в основном ими обладают интеллектуальная и нравственная элиты, в то время как основная масса людей имеет сравнительно поверхностное представление о большинстве исторических, политических или экономических событий и механизмов. Там, где функции знатоков действительно выполняет интеллектуальная элита, имеющая доступ к средствам массового распространения знаний, общество после десятилетий просвещения получает научно обоснованные представления о событиях и явлениях, начинает разбираться в истории и настраивает фильтры для выражения национальной благодарности таким образом, чтобы худшие из национальных злодеев остались без почета.

Однако страны отличаются друг от друга, и часто нет никакой гарантии того, что интеллектуальная элита обладает возможностями заниматься массовой просветительской деятельностью. Порой она с трудом даже удерживается в официальном статусе интеллектуальной элиты. Например, нобелевский лауреат Иван Павлов в последние годы жизни имел гораздо меньше административного и научного влияния в СССР, чем лауреат трех сталинских премий Трофим Лысенко несколько лет спустя, в конце 30-х гг.

Поэтому нередко место массового просветителя занимает политическая элита, которая вовсе не обязана быть элитой научной или нравственной. У нее вполне могут быть также и свои исторические герои, оказавшие важную услугу именно ей и никому более. Таким героем, например, стал Петр Войков, в честь которого советской политической элитой названа станция столичного метро. Исполнителю массового убийства, сравнимого по криминальному масштабу с кущевской резней, а по политическому – на порядки ее превосходящего, таким образом объявлена благодарность, а память о нем призвана служить пусть и не слишком заметным, но все же нравственным ориентиром.

В результате в обществе формируется определенное представление о нравственности, устанавливается легитимность террора и серийных убийств, уничтожения судеб сотен тысяч невинных людей. Неудивительно, что в таком обществе существует катастрофический дефицит доверия и люди начинают чувствовать себя спокойно, лишь оказавшись в другой стране. Ведь памятники устанавливаются за качества, которые признаются достойными повторения.

Автор – старший научный сотрудник Института экономической политики им. Гайдара