Гуманизм мирового масштаба

В течение последних 20 лет Россия стабильно находится в топ-10 рейтинга, фиксирующего количество тюремного населения на 100 000 обычного. В 2014 г. это число равнялось 471 (большой прогресс в сравнении с 729 в 2000 г.). В верхней части рейтинга всего несколько крупных стран (с населением более 10 млн): США, Таиланд и Куба. Помимо России место в первой десятке занимает Туркмения – единственный кроме нас представитель постсоветского пространства.

Так было не всегда. Еще около 15 лет назад Казахстан вместе с нами претендовал на сомнительное лидерство в этом списке (с 566 заключенными на 100 000 населения). Сейчас, однако, Казахстану удалось спуститься на 62-е место (всего 289 заключенных на 100 000 населения). И если первые успехи в этом направлении еще можно было бы списать на старый и проверенный способ – амнистию, то динамику последних 5–6 лет этим уже не объяснить (во время последней амнистии в 2011 г. на свободу вышли только 2000 осужденных из почти 70 000, находившихся в заключении на тот момент). Россия до сих пор регулярно прибегает к амнистиям и условно-досрочному освобождению, однако сопоставимого результата не получает.

Что же сделали в Казахстане? Решили сокращать не количество людей, уже сидящих в тюрьмах, а количество тех, кто туда только может попасть. Существует несколько наиболее распространенных мер: декриминализация некоторых преступлений (прежде всего ненасильственных и небольшой тяжести), борьба с обвинительным уклоном в судах, расширение набора наказаний, не связанных с реальным лишением свободы.

Мы достоверно знаем, что обвинительный уклон в судах Республики Казахстан остался таким же отчетливым, как и в начале 2000-х, т. е. порядка 99% обвинительных приговоров (в этом смысле Россия ничем не отличается от своего соседа). До последнего времени Казахстан не производил и масштабной декриминализации (некоторые движения в этом направления были сделаны в новом УК республики 2014 г., в котором введено понятие уголовного проступка, в 2013 г. декриминализовали ряд экономических составов).

Исследователь казахстанского правосудия Алексей Трошев отмечает, что одним из важных для сокращения тюремного населения изменений стало появление в 1997 г. нормы о примирении с потерпевшим. Эта новелла в УК и УПК Казахстана давала следователям и судьям право с согласия потерпевших прекращать уголовные дела по нереабилитирующим обстоятельствам в случае, если инкриминируемое подозреваемому преступление имело небольшую либо среднюю тяжесть, не было связано с причинением смерти, а ущерб был компенсирован материально. В некоторых случаях примирение возможно и при совершении тяжкого преступления (например, если обвиняемый несовершеннолетний).

Поначалу применение этой нормы было весьма ограниченным, но с 2003 г. стало использоваться все активнее, и сейчас почти половина всех дошедших до суда уголовных дел завершается именно примирением. Долгое время прекращение дела по примирению с потерпевшим оставалось прерогативой судей, поскольку следствие, ориентируясь на статистический показатель количества переданных в суд дел, не слишком радовалось перспективе потерять «палку». Зачастую следователям приходилось дезинформировать подозреваемых о возможности прекратить дело по примирению с потерпевшим, лишь бы дотянуть до суда. Когда же от этого показателя в статистике избавились, то до двух третей всех дел стали прекращаться по примирению еще на досудебной стадии.

Итак, казалось бы, решение найдено. Вина заглажена, справедливость восстановлена, а человек не попал в тюрьму, где перспективы его исправления были бы более чем туманными. Увы, лекарств без побочных эффектов не бывает, и у примирения есть свои недостатки.

Посмотрим на регистрируемую преступность в Казахстане. Если еще в 2007 г. суммарное количество преступлений небольшой и средней тяжести составляло порядка 75%, то сейчас их доля достигла 91%. Можно, конечно, предположить изменение структуры преступности в республике. С другой стороны, нельзя не заподозрить, что преступления сознательно вытесняются в категорию средней и небольшой тяжести ради возможности прекратить их. Фактически институт примирения расширил пространство для коррупции среди следователей. Ведь именно следователи квалифицируют преступление и, соответственно, решают, будет ли у обвиняемого шанс избежать уголовной ответственности по примирению. Нельзя забывать, что компенсация ущерба потерпевшему также стоит денег. Быть может, за решетку попадают те, кто банально не смог собрать нужной суммы? Это, в свою очередь, подводит нас к вопросу о справедливости такого широкого использования примирения (напомню, три четверти всех заведенных уголовных дел заканчиваются именно примирением): действительно ли все обвиняемые, пошедшие на эту процедуру, совершили те преступления, в которых они обвинялись, или же просто решили не рисковать и потерять в деньгах, зная об исчезающе малой вероятности быть оправданными судом? Многие потерпевшие жалуются на давление со стороны следователей и прокуроров, настоятельно советующих добиваться примирения, особенно если речь идет о сензитивных преступлениях.

Пожалуй, самый важный урок, который можно извлечь из казахстанского опыта, заключается в том, что любая «волшебная пуля» эффективна лишь до некоторого предела. Одно только изменение норм не может решить системных проблем правоприменения. Но, несмотря на свою паллиативность, институт примирения определенно гуманизировал уголовное наказание в Казахстане и, судя по всему, стал решающим фактором в радикальном снижении количества тюремного населения.

Автор – младший научный сотрудник Института проблем правоприменения при Европейском университете в Санкт-Петербурге