Невидимые люди

Сентябрьские выборы в Государственную думу и региональные парламенты, объявленные выборами без фальсификации, раскололи политический класс на своих и чужих еще на этапе праймериз «Единой России» и выдвижения кандидатов от парламентских партий по одномандатным округам. Именно туда, на стадию отбора кандидатов, в отсутствие возможности управлять результатами голосования сместилась основная политическая борьба. Заявленная новым председателем ЦИК Эллой Панфиловой невозможность фальсификации результатов голосования спровоцировала настоящую чистку партийных списков парламентских партий – теперь это одна партия с четырьмя колоннами. Списки одномандатников сформированы так, чтобы избежать случайностей, это еще одна колонна все той же партии. В единый день голосования избиратель должен будет легализовать результаты этого отбора депутатов. За бортом нового политического класса, новой номенклатуры, без перспектив на реванш в рамках правового поля, окажется много авторитетных, амбициозных и рассчитывавших на политическую карьеру людей.

Показательный пример из текущей избирательной кампании – недопуск на праймериз «Единой России» общественного деятеля и председателя Российского конгресса народов Кавказа Алия Тоторкулова, который собрался баллотироваться в депутаты Государственной думы от Карачаево-Черкесии. Основных причин отказа две. Первая – публично заявленная самостоятельность. Вместо традиционного уже согласования политических инициатив с региональными властями Тоторкулов заявил, что будет опираться на поддержку народа, чем обескуражил оппонентов.

Вторая – большая известность и поддержка населения. Тоторкулов, весьма вероятно, выиграл бы праймериз, и дальнейшие попытки снятия его с выборов могли бы выглядеть совсем неприлично, потребовав совершенно другого уровня согласований с Москвой и силовиками и другой степени ответственности руководства республики за происходящее.

Честные выборы ставят перед региональными элитами неразрешимые в правовом поле задачи. Допустим, лояльный Тоторкулов не будет выводить на улицы своих сторонников. Но для многих политиков, остающихся за бортом выборов и рискующих потерять состояние, бизнес и даже жизнь, мобилизация этнических и религиозных групп становится чуть ли не единственным, кроме криминального, инструментом защиты своих интересов.

Потенциал таких мобилизаций огромный. В Дагестане Духовному управлению мусульман было достаточно только намекнуть на поддержку партии «Народ против коррупции» (НПК), чтобы перевернуть политическую повестку в республике. Достаточно оказалось самой возможности похода в политику духовных лидеров масштаба первого заместителя муфтия Дагестана Магомедрасула Саадуева – одного из самых крупных религиозных авторитетов республики, кандидата в Народное собрание Дагестана от НПК, который сам не обнаружил никакой активности и заинтересованности в политической карьере. А НПК привлекла и лидеров этнических групп, например не раз демонстрировавшего свои мобилизационные возможности Залимхана Валиева – одного из руководителей кумыкского движения по возвращению общине земель в пригороде Махачкалы. «Единая Россия» просто потерялась на этом фоне.

Эти два примера показывают, как разложились политические и государственные институты: элементарный честный подсчет голосов на выборах может пошатнуть политическую систему. Поэтому многих общественных, религиозных и этнических лидеров, которые засветились с политическими амбициями на этих выборах, ждут обвинения в экстремизме или коррупции.

Борьба с экстремизмом и международным терроризмом имеет прямое отношение к перераспределению политических рент в пользу силовиков, а законодателем моды в этом деле служит как раз Северный Кавказ.

Как и любой другой регион Российской Федерации, Северный Кавказ устроен как иерархия откачивающих бюджетную и ресурсную ренту политических групп. На уровне сельских и городских общин источниками ренты являются распределение земли под жилую застройку и коммерцию, муниципальные подряды и субсидии на сельское хозяйство и ЖКХ. В отличие от атомизированных обществ большинства российских городов и поселков, кавказские состоят из семейно-родовых сетей – тейпов, тухумов, фамилий – и сельских и городских религиозных общин-джамаатов.

Эти сети превращают гражданских активистов в этнических или религиозных лидеров, за которыми стоят их родственники, сельчане, единоверцы, соплеменники. Эти сети делают их мобилизационные возможности опасно значительными – логично, что борьба с экстремизмом началась и методологически сформировалась на Северном Кавказе. Инструментарий прост. Конкуренция за местную власть, активы колхозов, мечети, городские и сельские земли под застройку или сельскохозяйственные нужды маркируется как этнические или религиозные конфликты. Политическая конкуренция определяется как экстремизм, объявленные вне закона оппозиционные лидеры и их сторонники вынуждены либо пускаться в бега, либо рисковать как минимум свободой.

Может показаться, что эта история только про Кавказ, специфичный регион Российской Федерации, но борьба с экстремизмом и неформальной экономикой – это универсальный «антимайданный» рецепт.

Усовершенствованное в последние годы российское законодательство позволяет практически любого гражданского активиста, выступающего против уплотнительной застройки или экологических проблем, обвинить в экстремизме. Про игроков с более масштабными амбициями нечего и говорить – никому не дадут раскачивать лодку. Тем более что приток мигрантов с юга страны и из Средней Азии создает все необходимые условия для маргинализации целых групп населения.

Исключение публичной политической конкуренции лишает различные кланы силовиков ненасильственных способов разрешать их собственные конфликты. Если раньше конкуренция между крупными политическими кланами могла быть реализована через выборы, то теперь нужно обращаться к другим инструментам. В жизнь вернулись тихие политические убийства, локальные войны на границах, на подходе новый виток развития терроризма и борьбы с ним. Этот управляемый хаос как антидот против цветных революций запустил цепочку детерминированных событий.

Конфликт на юго-востоке Украины – это еще и политический и экономический конфликт между башнями Кремля с условием сохранения рент под контролем силовиков. Побочный эффект: раскол националистических, левых, религиозных групп, даже футбольных болельщиков, возникновение сети поддержки проекта «Новороссия» во многих регионах России и экономические санкции Запада.

Тогда на помощь пришла война в Сирии, обозначенная как борьба с международным терроризмом. Этот также внешний для России конфликт обострил противоречия внутри исламской уммы СНГ, спровоцировал и оправдал усиление давления на «нетрадиционных» мусульман со стороны правоохранительных структур регионов с большой долей мусульман среди населения и их массовую политическую эмиграцию. Она будет втягивать, как в воронку, в борьбу с экстремизмом и терроризмом, разрушающую демократические институты, слабых соседей с зависимыми спецслужбами и политиков-популистов. Эта гибридная война бенефициаров управляемого хаоса против порядка глобального рынка может продолжаться десятилетиями, пока не исчезнет ее рабочее тело – поток в города потерявших работу и смысл существования сельских жителей – и не будет интегрировано второе поколение – дети этих мигрантов.

Автор – старший научный сотрудник РАНХиГС