В плену у истории

Месяц назад, 18 июня, включив на минуточку телевизор и попав на «Вести», я ушам и глазам своим не поверил. В этот день вблизи города Порхова в Псковской области открылся монументальный мемориал, посвященный жертвам «Дулага 100», в память о советских военнопленных. Его строительство, оказывается, было начато еще в 1983 г., т. е. при советской власти. А инициатором и оператором завершения работ стал... Росавтодор.

Сам по себе дулаг (от Dulag, или Durchgangslager) – разновидность и звено в сети немецких лагерей в подсистеме вермахта, отвечавшей за прием, регистрацию и распределение военнопленных. И если шталаги (от Stalag, или Stammlager), т. е. тыловые стационарные лагеря для военнопленных, располагавшиеся, как правило, в самом рейхе или по крайней мере в зонах гражданской администрации на оккупированных территориях, практически не меняли своей локализации и нумерации, то у дулагов это было иначе. Вслед за линиями фронтов они запросто мигрировали по театрам военных действий, а нередко и между театрами, если те или иные части, например, перебрасывались из Франции, уже побежденной и оккупированной, в Советский Союз, еще не побежденный.

Перемещался и «Дулаг 100». По данным немецких историков плена Рюдигера Оверманнса и Райнхарда Отто, этот дулаг открылся 27 июня 1941 г. в Каунасе (в IV форте). С 3 сентября 1941 г. и вплоть до ноября 1943 г. он находился под Порховом, а с января 1944 г. передислоцирован в Динабург (Даугавпилс), где просуществовал до 15 мая 1944 г. Последнее из выявленных его упоминаний – от 15 сентября 1944 г., но место дислокации не указано.

Таким образом Порхов – самое продолжительное (26 месяцев) местонахождение этого дулага. Но устроители памятника как бы накинули ему от себя еще несколько месяцев, увязав в порядке допущения закрытие лагеря с освобождением Порхова в феврале 1944 г. Они проигнорировали, что планомерное закрытие или эвакуация лагеря не могут происходить одновременно с появлением войск противника.

На граните памятника выбиты слова: «Каждый пришедший на это место, вспомни и в скорбном молчании почти память 85 тысяч советских воинов-военнопленных и мирных граждан, жестоко замученных в годы Великой Отечественной войны».

Тут мы сталкиваемся еще с одним – сугубо арифметическим, но исторически не столь безобидным – допущением. Допущением того, что каждый день в «Дулаге 100» погибало 100 человек. Весьма возможно, что в чьих-то свидетельствах или даже документах псковской областной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков (подразделение Чрезвычайной госкомиссии) была обнаружена именно такая оценка. Никакой немецкий лагерь – ни эсэсовский, ни вермахтовский, ни даже заукелевский для гражданских рабочих – никак и ничем не напоминает курорт. В тех же дулагах происходила не только регистрация военнопленных, но и частичная их ликвидация (время от времени здесь расстреливали выявленных евреев и комиссаров – по несколько десятков человек). Осенью и зимой 1941–1942 гг. недоедание, холод и, вполне возможно, тиф не могли не дать вспышку смертности. Но, например, суммарная смертность в гигантском минском шталаге – около 40 000, так что 85 000 для порховского дулага – цифра совершенно фантастическая, взятая с потолка, и приводить ее не следовало бы.

Но и упрекать устроителей тоже не за что. А где они могли взять соответствующую информацию, в какой энциклопедии или справочнике?

И власть, и официальная наука снова вчистую забыли о гуманитарных аспектах войны – миллионах убитых или неубитых евреев, цыган, остарбайтеров, военнопленных, окруженцев, жителей оккупированных областей. Как показывает анализ очередного многотомника, выпущенного Институтом военной истории МО РФ к 70-летию Победы («Великая Отечественная война. 1941–1945» М.: Кучково поле, 12 почти 1000-страничных томов!), все это уже не табу, но еще на глубокой периферии: им достались лишь единичные упоминания, главным образом, во вводной статье к тому 10, озаглавленному «Государство и общество в годы Великой Отечественной войны: основные направления исследований».

Тем самым сохранена еще главпуровская установка на искусственное и несправедливое идеологическое противостояние между ветеранами «первого сорта» (уцелевшими красноармейцами, воевавшими на полях сражений и не попавшими в плен) и всеми прочими – эвакуированными и жителями тыла (это «второй сорт», их заслуги не оспариваются), теми, кто оказался под оккупацией, был угнан в Германию или взят в плен («третий сорт»). Это противостояние – рудимент внутренней холодной войны, которую ГлавПУР вел со своими воображаемыми врагами – «предателями», «пособниками», «подстилками» и прочими «недобитками». Противостояние это мобилизовывало социальную агрессию и разрушало основу восстановления уважения в стране и консолидации доверия в обществе. Так что неудивительно, что и спустя 70 лет и военнопленные, и остарбайтеры, и ставшие жертвами геноцида евреи снова оказалась даже не на обочине, а на невидимой стороне войны и победы. Не пора ли уже, хотя бы постфактум (в живых-то уже нет почти никого!), отменить эту пересортицу и сделать невидимок заметными?

На сайте Российского военно-исторического общества (РВИО) можно прочесть, что 14 декабря 2013 г. в городе Гагарине открыт памятник убитым русским военнопленным... периода времен войны с Наполеоном. Спустя 201 год. Недавно в Кракове попытались установить памятник российским военнопленным периода русско-польской войны 1919–1920 гг., но Польша запретила (что, конечно, форменные безобразие и глупость). Наш министр культуры Владимир Мединский метал громы и молнии и уже присмотрел запретителям местечко пожарче в нижнем кругу ада.

Очень симптоматично, что первый в России памятник военнопленным открылся попечением Росавтодора, а не Минкульта или РВИО. А где же, товарищ министр, «ваш» памятник советским военнопленным периода Великой Отечественной – тем самым героям и жертвам одновременно? Ведь 201 год с окончания их плена закончится в 2146-м!

Кладбищенские памятники советским военнопленным имеются в большом числе там, где их хоронили, – в Германии и Польше, а также в Финляндии и Норвегии. В этих же странах немало мемориалов открыто на месте бывших шталагов и концлагерей, и советские военнопленные – определенно важнейшие их герои (Цайтхайн, Заксенхаузен, Бухенвальд, Берген-Бельзен, Зенне и многие другие). В памятные даты сюда приезжают президенты и премьер-министры, размышляют и говорят о трагедии. В польском Ламбиновице (Ламсдорфе) находится единственный в мире Музей истории военного плена.

Можно подумать, что красноармейцев не брали в плен и не убивали на теперешней российской территории. Еще как брали – сотнями тысяч и еще как убивали, особенно комиссаров и евреев.

На советской территории был разве что монументальный памятник пленным красноармейцам на месте бывшего шталага в Саласпилсе под Ригой, установленный в 1968 г. как своего рода приложение к большому концлагерному мемориалу, открытому годом ранее. Номинально пленные входят в перечень категорий жертв, отмеченных мемориалом в Бабьем Яру (1976 г.). Уже в 1996 г. памятник советским военнопленным – и только им – был открыт в Запорожье. И всё!

В Смоленске и Рославле – столицах соответствующих «котлов» первой военной осени – находились гигантские дулаги, эти же города, а отчасти и те же дулаги были важными узлами и при отправке на запад остарбайтеров.

Не пора ли почтить их память и поставить памятники дулагам в этих и других городах, где они были?

P.S. Бывшие советские военнопленные – люди в большинстве своем уже умершие. Это выразительно доказала официальная компенсация Германии, адресованная бывшим советским военнопленным.

Бюджетный комитет бундестага весной 2015 г. предложил, а бундестаг 20 мая 2015 г. единодушно одобрил заложить в бюджет Германии компенсацию бывшим советским военнопленным на сумму в 10 млн евро, исходящую из единовременной выплаты в 2500 евро на претендента и из ориентировочного числа 4000 потенциальных претендентов.

30 сентября министерство финансов ФРГ издало «Инструкцию о правомочии бывших советских военнопленных на выплату им компенсаций». Правомочны на это бывшие военнослужащие Красной армии, взятые вермахтом в плен между 22 июня 1941 г. и 8 мая 1945 г., сроки подачи заявлений – до 30 сентября 2017 г.

Право на компенсацию носит сугубо личный характер и не передается по наследству, однако в случае, если претендент умер, но успел лично подать заявление, его прямые наследники могут ее получить. Получение прежде каких-либо других компенсаций (как узник концлагерей, например) – не препятствие. Препятствием могут послужить только причастность к военным преступлениям (де-факто – коллаборационизм) или сообщение о себе заведомо недостоверных данных.

Нет ни единого указания на то, что обсуждаемая компенсация на самом деле никакая не компенсация, а гуманитарный жест. Тем самым решение бундестага от 20 мая 2015 г., принятое после исторической экспертизы, – это юридический прецедент, одновременно означающий: вся предыдущая политика Германии в вопросах о компенсации (а точнее, некомпенсации!) бывшим советским военнопленным, строившаяся на презумпции уклонения от таких выплат, не только позорна, но и беззаконна. Впрочем, и само это решение, принятое так поздно – спустя 70 лет после завершения войны – и имеющее своей целевой группой беспомощных 90-летних и более стариков, тоже весьма запоздалое и довольно циничное.

Тем не менее оно выполняется. Оператором выплаты компенсаций советским военнопленным назначено Федеральное управление центральных служб и открытых имущественных вопросов (Bundesamt fuer zentrale Dienste und offene Vermoegensfragen, или BADV), выполнявшее аналогичные функции при выплате пенсий бывшим узникам гетто. Ассистируют BADV германские посольства, в которые, собственно, и должны обращаться все правомочные лица.

Самые первые выплаты были осуществлены в начале 2016 г. По данным BADV, в немецкие посольства разных стран по состоянию на 5 июня 2016 г. поступило 1254 заявления, из них положительно рассмотрено 564 (около 400 заявлений не подкреплены документами и ждут досылки). Большинство заявлений поступило из России (635), далее следуют Украина (291), Армения (115), Белоруссия (104), Грузия (64), Казахстан (15) и Азербайджан (13).

Никакого общественного резонанса – ни громкой радости, ни громкого возмущения запоздалостью – на постсоветском пространстве выплата компенсации бывшим советским военнопленным, увы, не вызвала. Все поставили свои галочки, а несколько сотен семей на постсоветском пространстве получат из рук своих 90-летних и старше стариков эти шальные суммы, на которые давно имели право, но на которые никак не рассчитывали.

Автор – географ, историк, ведущий научный сотрудник Института географии РАН