Абстрактный менеджмент и наука

Формализация оценки результативности – один из спорных моментов в администрировании знания. Недавняя конференция, организованная философским и историческим факультетами МГУ и Институтом философии РАН, вновь подтвердила: сколь угодно резкие заявления ученых по этому поводу если и дают эффект, то минимальный. Российскую науку уже окормили национальной идеей: Хирш и Скопус неотвратимы, как смерть и налоги.

Проблема серьезнее, чем кажется: из административно-экономической она перерастает в политическую. Жесткая формализация оценки результата, в частности методами наукометрии, воплощает общую идеологию «абстрактного менеджмента»: знание формул этой алгебры позволяет эффективно управлять, не разбираясь в предмете. Последовательность в этом плане уже анекдотична: недавнее кадровое разделение научной работы и руководства коллективами предполагает, что начальники подразделений сами могут вообще ничего не писать. Далее логично заменить ученых на руководящих постах «внешними управляющими» (без чего проект лишен смысла).

Идеология абстрактного менеджмента – не новое изобретение. В советское время правильного управленца могли бросить с сельского хозяйства на культуру. Модель осталась: если раньше всем управляла номенклатура КПСС, то теперь это кадровый резерв «партии эффективных менеджеров», готовых взяться за что угодно. Однако в советское время животновода могли бросить на музейное дело, но все же не на науку. В стране «научной идеологии» знание было если не вполне священной коровой, то реальным ресурсом обороны и идеологии (космос). Поэтому вопреки логике режима допускались формы ученого самоуправления и академической свободы – как в средневековых университетах. По закону РАН – федеральное государственное бюджетное учреждение, но на принципах самоуправления.

Остатки идиллии обрушил новый «расцвет» ресурсного социума: угар библиометрии прямо связан с... ценами на нефть. Когда богатство страны создается знанием и трудом людей, управление имеет скорее служебный статус. Когда же народное достояние черпают из недр, главным становится перераспределение, а с ним и сам «менеджмент дележа». Производство всегда предметно; перераспределение, наоборот, тяготеет к абстрактной форме, становясь в пределе вещью в себе и для себя. Система институтов здесь нужна не для производства чего-либо, в том числе знания, а как инфраструктура внешне легитимного направления потоков. Если в этой модели оставить только сам универсальный менеджмент, это было бы экономно и правильно.

Не случайно сейчас мало что решает и собственно научный план проблемы. Доказано, что проекты прямого «администрирования библиометрией» базируются на грубейших ошибках, на беззастенчивой фальсификации и фабрикации – на том, с чем наука в первую очередь обязана бороться. Представления об универсальной и повсеместной применимости этих методов – грубое заблуждение, а теперь уже и дезинформация. Принятые в мире жесткие ограничения на использование библиометрии общеизвестны, как и тягостные последствия от злоупотреблений голой статистикой. Если у нас и используют «мировой опыт», то с точностью до наоборот, возводя в абсолют то, что запрещено, иногда законодательно. Незнание границ применения метода переходит в упорное уклонение от такого знания и в его злостное сокрытие.

Экстраполяция библиометрических техник точных и естественных наук в сферу социогуманитарного знания – еще одна грубейшая ошибка: то, что как-то работает в арифметике и ботанике, вносит дикие искажения в оценку ситуации в гуманитаристике, тем более в философии. Грубо занижая результат, эта система вместо пропаганды достижений сама дискредитирует нашу науку в глазах страны и мира.

Под все эти проекты подложена своя «наука». Чтобы ее дезавуировать, ее надо реконструировать, хотя уже и так ясно, что статью с такими ошибками не пропустит ни один рецензируемый журнал, с таким «знанием» не сдать экзамен, с таким рефератом не допустят даже к зачету. Хуже того, это уже не просто опыт с немытыми пробирками, но имплантация в живой организм мертвого органа грязным инструментом.

Издевательская ирония заключается здесь в том, что лженауку кладут в основу реформирования... самой науки. Налицо «сдвиг мотива на цель» (как любит выражаться философ Борис Юдин вслед за психологом Алексеем Леонтьевым). Попутный бизнес, платная возгонка рейтингов и статистики публикаций, бригады по накрутке библиометрии начальства – все это давно было предсказано самими учеными.

Отчасти это вина самого сообщества: допуская массовое остепенение политиков, функционеров и людей с деньгами, оно разрушало защитный пояс профессиональной репутации. Но сейчас именно этот идеальный план становится решающим. Когда денег нет, остается держаться за принципы. Что бы ни говорили про смену вектора, инновации, человеческий капитал и экономику знания, наука в России ни завтра, ни послезавтра не превратится в мощную производительную силу и не выйдет из кризиса. Но тем более необходимо сохранить ее душу – этос и моралитет, совесть и стиль, свойственное ученым отношение к профессии, к делу и к самой жизни. Если это останется, в будущем что-то возможно; если же внешнее администрирование и внутренний распил этот дух добьют, наука в России обречена, как и страна. В производстве знания идеальная инфраструктура в целом важнее материальной. Перфекционистский дух увлеченного и абсолютно честного исследования можно обеспечить материалами и оборудованием, но сами по себе оборудование и материалы мертвы и ничего не порождают. И тогда остается жить импортом, крепя оборону скрепами с идентичностью.

Построить для науки адекватную модель оценки результативности сложно. Проще создать модель формализованной, количественно считаемой оценки эффективности и контрэффективности административных новаций, проектов, деятельности околонаучных структур в целом. Можно посчитать, во что обошлось государству и самой науке кратное увеличение документооборота за последние год-два, что это дало и что отняло у страны и ученых. Может оказаться, что административный прессинг в науке сравним с масштабами государственного рэкета в регулировании бизнеса или даже превышает их.

Ввиду неизбежных институциональных реформ, в том числе оптимизации системы администрирования, подобный проект просто обязаны профинансировать сами ФАНО и Минобрнауки. Опыт создания такого аналитического инструментария станет ценным вкладом в совершенствование регулятивных методик, в подготовку грядущих преобразований, в разработку стратегии вывода страны из системного кризиса.

Автор – руководитель Центра исследований идеологических процессов