Популистский поворот

В США заканчивается кампания по выдвижению кандидатов в президенты – сегодня проходят последние значимые первичные выборы в штатах Калифорния и Нью-Джерси. Кандидатом от демократов и главным претендентом на президентское кресло наверняка станет Хиллари Клинтон – однако эта победа уже сегодня выглядит подпорченной. Повестку дня на этих выборах формирует вовсе не Клинтон, а республиканский кандидат Дональд Трамп и соперник Клинтон по демократическому лагерю социалист Берни Сандерс. Еще год назад ни того, ни другого эксперты не принимали всерьез, сегодня же Трамп сокрушил всех соперников-республиканцев, а Сандерс продолжает сокращать отрыв от Клинтон и тем самым ставит ее в оборонительную позицию.

Неожиданный рост популярности антисистемных кандидатов в США сопровождается аналогичными тенденциями в Европе. Две недели назад в Австрии президентом чуть было не стал крайне правый кандидат Норберт Хофер, проигравший сопернику на финише всего полкорпуса. На грядущих в конце июня выборах в Испании хорошие шансы усилить свои позиции имеет левая антисистемная партия «Подемос». В последние два года в Греции, Италии, Польше, Франции, Венгрии, Англии на ключевые позиции выдвинулись движения с лозунгами, которые еще совсем недавно казались маргинальными. К ним в ближайшее время могут добавиться еще несколько стран. Конечно, появление радикалов во власти происходило в отдельных странах и раньше – но никогда прежде это не образовывало столь явную тенденцию.

Что происходит? Мы наблюдаем популистский поворот, предпосылки которого закладывались давно, а последствия наверняка изменят контуры современных демократических режимов. Западные либеральные демократии скрывают в себе противоречие: с одной стороны, власть в них не может быть легитимной, если не опирается на народ; с другой – они стремятся ограничить реальную политическую роль народа, свести ее к минимуму. Слово «популизм» происходит от латинского populus, «народ», и в буквальном переводе означает практически то же самое, что и «демократия». В либеральных демократиях слово «популизм» до последнего времени обладало негативной коннотацией, что указывает на их подозрительное отношение к народу.

В либеральных демократиях народу отводится скромная функция голосования, одобрения или неодобрения деятельности политиков, в то время как реальное управление государством сосредотачивается в руках немногочисленной технократической элиты. По этой причине выбор между двумя-тремя правящими партиями в таких режимах обычно существенно не влияет на устройство общества. Однако сегодня очевидно, что массы теряют интерес к этой церемониальной роли: лишившись возможности прямо принимать политические решения, они отвечают бойкотом выборов и снижением интереса к политике. Такое положение дел вполне устраивает правящие элиты, которые получают свободу действий, однако параллельно в обществах происходит разрастание серой зоны, в которой концентрируется разочаровавшаяся в политике часть населения.

Популисты бьют в слабое место технократий: они возвращают в политику людей, которых либерально-демократические режимы оттуда выталкивают. Неудивительно, что успех популистов каждый раз оказывается сюрпризом, ведь их базу составляют слои, которые долгое время воздерживались от участия в системе и были для нее не видны. Ряд глобальных тенденций создает сильные предпосылки для недовольства в этих молчаливых слоях. Во-первых, в последние сорок лет в подавляющем большинстве стран резко возрастало неравенство, и даже если средние и рабочие классы повысили свое благосостояние, вместе с этим они укрепились в ощущении несправедливости общественного устройства. Долговые кризисы, расплата за которые раз за разом ложится на плечи рядовых потребителей, только усиливают недовольство распределением власти.

Политическая система в течение полувека рассматривалась как рамка для эффективного функционирования экономики: предполагалось, что увеличение достатка должно компенсировать недостаток демократического самоуправления. Однако популисты сегодня показывают, что человек был и остается политическим животным – равенство, солидарность и политическое единство по-прежнему выступают для него основными мотивами. Попытки репрессировать и замалчивать эти мотивы приводят лишь к более резкой реакции, выражающейся в росте ксенофобии и национализма.

Несмотря на общую антисистемную установку, между сегодняшними популистами существуют радикальные различия. Консервативная часть делает упор на реваншистскую риторику, фигуру сильного лидера и борьбу с внутренними врагами. Прогрессивная часть, напротив, ставит на новые технологии прямой демократии, стимулирование гражданского участия среди разочарованных и формирование широких коалиций. Однако в обоих случаях движения позволяют себе гораздо больше того, что долгое время считалось допустимым в либеральных режимах, и за счет этого могут говорить на языке широкой публики.

Широкое использование эпатажа может вызвать ощущение, что Россия времен Путина является частью поворота к популизму. Однако изоляционистская риторика российских властей не должна вводить в заблуждение. В действительности система, которая была выстроена в последние годы в России, работает в обратном направлении. В то время как сутью популистского поворота является вовлечение и возвращение народных масс в политику, путинский режим работает на их дальнейшую маргинализацию и культивирование ощущения беспомощности. Выборы стали административным мероприятием, в котором нет смысла принимать участие, если только тебя не попросил начальник. Широкомасштабное использование опросов общественного мнения призвано предупредить любое взаимодействие и самостоятельное политическое действие. Россиян пытаются превратить в пассивных зрителей политического процесса, нажимающих кнопку «одобряю», сидя у телевизора. Режим Путина остается радикально антидемократическим именно потому, что он пронизан страхом перед народом.

Современные демократические режимы неизбежно будут в силу объективных причин эволюционировать, изобретая новые формы народного участия. Рекордные миграционные потоки; новые технологии, меняющие нашу повседневную жизнь; постепенно ослабевающая роль государства – все эти факторы делают массы непредсказуемыми и упрощают задачу популистов. Либеральные демократии дают пример того, как расширение зоны молчаливого согласия увеличивает непредсказуемость. Вряд ли эта серая зона сейчас где-либо больше, чем в России.

Автор – старший научный сотрудник ЛЭСИ НИУ ВШЭ

Исправленная версия. Первоначальный опубликованный вариант можно посмотреть в архиве «Ведомостей» (смарт-версия)