Зачем нефтяникам солнечные батареи

Правнучка легендарного Джона Д. Рокфеллера выступила в печати с жесткой критикой Exxon Mobil, одного из осколков бывшей империи основателя Standard Oil. Нева Рокфеллер Гудвин упрекнула Exxon в недальновидности, «упорном желании оставаться нефтегазовой компанией, вместо того чтобы трансформироваться в энергетическую компанию, подготовленную к переходу к постуглеродной экономике». Средства от реализации принадлежащего ей пакета акций были демонстративно направлены на «борьбу с глобальным потеплением».

Смена энергетического уклада, выражающаяся в росте значения низкоуглеродных источников энергии и подталкиваемая климатической политикой, обостряет вопрос о долгосрочной стратегии сырьевых компаний. Масла в огонь подливают экологические организации, требующие отказаться от финансовых вложений в бизнес на углеводородах, а также фонды, выходящие из угольных и нефтегазовых инвестиций. В движении, получившем название Fossil Fuel Divestment, участвуют уже сотни управляющих активами по всему миру.

Флагманы сырьевой индустрии наработали определенный опыт тестирования возобновляемых источников энергии (ВИЭ). Это были скорее пробные инвестиции, носившие отчасти имиджевый характер, нежели серьезные попытки диверсификации бизнеса. BP производила солнечные модули под своим брендом, но закрыла бизнес в 2011 г., не выдержав конкуренции с китайцами. Shell инвестировала более $1 млрд в ВИЭ в начале нулевых, преимущественно в ветроэнергетику, но в 2009 г. сообщила, что больше не будет вкладываться в эту отрасль по экономическим соображениям. Chevron ликвидировала свое прибыльное ВИЭ-подразделение в начале 2014 г., объяснив это его непрофильностью и необходимостью концентрироваться на ключевых направлениях деятельности. В то же время Chevron сегодня использует солнечную и ветровую энергию для энергообеспечения ряда своих операций и является одним из крупнейших игроков в геотермальной энергетике. Российский «Лукойл» в 2015 г. вышел из созданного в 2011 г. СП с итальянской энергетической компанией ERG (но до сих пор владеет оставшейся от него ветровой электростанцией в Румынии).

Нынешний глава Shell не сомневается, что «в недалеком будущем солнечная энергетика станет доминирующей основой нашей энергетической системы», но лидеры сырьевых рынков сегодня скорее консервативны в выборе направлений диверсификации. Недостаток компетенций затрудняет перспективы органического роста на конкурентных рынках новой энергетики, а высокая доходность основного бизнеса (правда, скорректированная падением цен на нефть) ставит под сомнение целесообразность альтернативных и рискованных инвестиционных вложений. Исключением является биотопливо, в разработку и производство которого сегодня вовлечены все ключевые игроки сырьевого рынка. Эта сфера очевидно пересекается с их основной деятельностью, а постоянное ужесточение норм выбросов в транспортном секторе обеспечивает ясные перспективы развития.

Несколько особняком стоят норвежская Statoil и французская Total. Первая использует опыт работы на шельфе для инжиниринга офшорных ветровых электростанций и сегодня строит не имеющий аналогов плавучий ветропарк у берегов Шотландии. В феврале Statoil создала корпоративный венчурный фонд объемом $200 млн для инвестиций в возобновляемую энергетику. Total не просто инвестировала в крупный солнечный бизнес – корпорацию SunPower (выручка в 2015 г. – $2,6 млрд), но заявляет в качестве стратегической цели «мировое лидерство в солнечной энергетике» и использует глобальную сеть отделений для продвижения бизнеса в секторе ВИЭ.

Зачем нефтяникам диверсификация? Прогнозы развития сырьевых рынков от нефтегазовых компаний, как правило, оптимистичны, основываются на неоднозначных предсказаниях роста мирового ВВП, населения и благосостояния жителей развивающихся стран. При этом недооценивается скорость развития альтернативных технологий. На Туманном, подчеркну, Альбионе установленная мощность солнечных электростанций в 2016 г. превысила 10 ГВт, в то время как еще в 2010 г. она была близка к нулю. «Если доля электромобилей в продажах достигнет 3%, следующая остановка – 97%», – говорят аналитики Bernstein Research. И некоторые сценарии развития рынков, например от той же Statoil, допускают существенное снижение потребления нефти к 2040 г. по сравнению с нынешним уровнем.

Независимо от динамики нефтяных котировок масштабные долгосрочные инвестиции в добычу сырья находятся под повышенным риском. По оценке Wood Mackenzie, объем замороженных нефтегазовых проектов сегодня составляет $380 млрд. Рост цен на нефть приведет, с одной стороны, к их частичной реанимации, но с другой – к ускорению внедрения альтернатив, сокращающих спрос на углеводороды. Сохранение низких цен ставит крест на экономике крупных разработок. Дополнительным и пока недооцененным фактором риска является климатическая политика, которая все в большей степени будет ограничивать возможности для экспансии сырьевого бизнеса, принуждая его к диверсификации.

Если прежние попытки нефтяных компаний инвестировать в разнообразные сферы деятельности, не связанные с ключевым бизнесом, объяснялись скорее желанием вложить свободную ликвидность в целях расширения сфер экономического влияния, сегодня ситуация другая. Под вопросом долгосрочные перспективы отрасли в целом. Сырьевому бизнесу придется учиться выживать на съеживающемся ключевом рынке в условиях усиливающейся конкуренции.

В то же время в мире будут расти объемы выработки электроэнергии, в первую очередь на основе возобновляемых источников. Это объясняется не только необходимостью электрификации развивающихся стран, но и задачами удовлетворения возрастающих нужд электротранспорта и замены экологически вредных способов тепловой генерации (например, на тепловые насосы). Поэтому инвестиции в современные энергетические технологии – одно из перспективных направлений диверсификации нефтегазового бизнеса.

Автор – директор Института энергоэффективных технологий в строительстве