Научиться договариваться с талантом

Управляющий партнер Bright Capital Борис Рябов о шансах России вписаться в наступивший мир сетевого взаимодействия

Легко написать про место России в светлом технологическом прошлом: там созданы лампочки, лазеры и автоматы Калашникова, запущен в космос человек. Но так как технологическое будущее на глобальном уровне неминуемо настанет и история России тоже сегодня не заканчивается, то правомерно спросить: какое место у нашей страны в этом новом мире и, наоборот, какое место технологическая новизна занимает в России?

Культура модернизации

Обычно при этом размышляют о роли инновационных институтов и о появлении новых отраслей. Но это на поверхности. Достаточно посмотреть в окно, в глаза районному чиновнику и в телевизор, и становится понятно, что копать стоит глубже – в области культуры.

Даже слова мы понимаем особенно: наши «инновации» – это диковина, элемент шоу, в то время как в западной традиции речь идет о процессе инноваций. То есть подковать блоху можем; продать много подкованных блох – со скрипом, монаршим благоволением и удачей; а устроить процесс постоянного улучшения подковки – дальний космос. Трансформирующие технологии у нас, как правило, приживаются плохо, особенно если не спонсированы государством. Во многих странах заказчиком помимо государства выступает рынок – конкурентный, многообразный и оттого более предсказуемый. Там чем больше рынка, тем мощнее заказ на эволюцию.

Зачем же нашему заказчику новое? Среди его приоритетов значатся не благополучие человека и сообщества, а рост и экспансия государства. В отсутствие рыночного спроса новшества заказывают для покорения (природы, соседей, собственного народа), создания и поддержания мифа, а также неизменности существующего порядка (парадоксально, но в вырожденной социальной среде новое нужно для того, чтобы ничего по-настоящему нового не происходило), повышения благополучия некоторой части общества, получения преимущества в конкурентной борьбе. В России в силу незначимости экономической конкуренции в основных отраслях внутренний спрос на новое формируется слабо, а на внешних рынках мы ведем себя слишком инерционно, чтобы стабильно реализовывать этот запрос.

Дело не в том, что этот заказ какой-то неправильный сам по себе – в конечном счете до сих пор он обеспечивал выживание страны. Проблема в другом – в несоответствии действительности и ожиданий. Это легко проверяется опросами уровня счастья: жители России и ряда стран Восточной Европы менее счастливы по сравнению со многими другими. Нам хочется быть западной цивилизацией с понятными правилами игры и эволюционным развитием; мы отождествляем себя с этим образом, а не с циклической земледельческой цивилизацией, какой Россия была столетия. Но действуем совсем иначе.

Европейский протестантизм, японское и корейское трудолюбие и перфекционизм стали источниками технологического роста целых регионов. Русская культура не содержит религиозного мифа о спасении через личную успешность, зато построена на выживании в неблагоприятных обстоятельствах. Нужно ли для этого новое?

У Дмитрия Быкова в романе «ЖД» описано взаимодействие варягов и хазар, а также совершенно мистических славян, которых первые две силы попеременно захватывают, но по сути не могут изменить ни на йоту. Эта устойчивость к окультуриванию, похоже, и есть оборотная сторона способности выживать. Любопытно, что следствием этого является и способность эмигрантов из России легко вливаться в новую среду. Потому что индивидуальная культура существенной части населения России вполне глобальная, но без особой привычки к комфорту. И без безоговорочного принятия правил.

О традиционной модернизации

Обычный способ модернизации в России: давайте объединимся вокруг большого инфраструктурного проекта – будь то медь на Урале, строительство флота, ГОЭЛРО, полет в космос, БАМ... Раз уж у нас единоначалие, достаточно приложить ресурсы в одну точку, что-то импортировать, что-то взять на месте. Многие отрасли экономики созданы именно таким образом. Но часто первоначальная идея не подхватывалась: хорошие тульские ружья опять чистили кирпичом. Смелые проекты упирались в плохие институты.

Отсюда подход: давайте создадим институты технологического прогресса. Так появились в недавнее время «Роснано» и «Сколково», а когда-то Академия наук. Скопированные институты везде приживаются плохо и неточно, зато некоторые собственные находки были вполне успешны – например, система школьных олимпиад в позднем СССР.

Наконец, третий, еще более фундаментальный подход: давайте перестроим культурные и правовые основания страны. Переселение в конце XVIII в. крестьян из Германии в Поволжье и на Украину, реформы 1860-х – проекты такого рода: постепенное превращение России в индустриальную державу западного типа. Во всех подобных случаях сопротивление среды было колоссальным.

В ретроспективе: имитационные методы не работали, а успешные трансформации происходили в основном через большие потрясения. За эпохами реформ шли контрреформы, и базовые конструкции классического западного общества – уважение к праву собственности, равенство перед законом, личная свобода и свобода капитала – так и не привились.

Хотелось бы быстрых рецептов, но их нет, а небыстрые – на несколько поколений – требуют постоянства политической воли, на которую рассчитывать в нашем переменчивом мире не приходится. На этой пессимистической ноте можно было бы закончить, если бы не уникальность происходящих сейчас в мире процессов.

Об особенностях наступившего будущего

Мы уже живем в том будущем, про которое в детстве читали у фантастов. А что будет дальше, уже лет 30 не поддается хорошему описанию – возможно, наше мышление просто не справляется с тем, что его трансформирует. Как минимум ясно, что с нами будут происходить большие изменения – и с людьми, и с сообществами. Вот несколько тенденций.

Новые личные траектории: всего 200 лет назад люди обычно имели одну профессию на всю жизнь. Сейчас мы вынуждены переучиваться постоянно, а мир расщепляется на учащихся и безработных.

С другой стороны, благодаря информационным технологиям мир стремительно собирается в один организм – сложный, многослойный. Накопление сложности экспоненциально за счет роста плотности и скорости передачи данных и автоматизации. Это уже привело к расцвету сетевых и гибридных структур. А у традиционных иерархических систем – государств, корпораций – скорость реакции на внешние изменения не может расти быстро. Люди менее консервативны и способны переучиваться, а большая часть иерархий не сможет адаптироваться и, значит, будет сломана. Без всякой злой воли, просто в силу особенностей процесса.

Происходит фрагментация экономики и сокращение эффективного размера производства во многих отраслях. Пример – 3D-печать и тотальная индивидуализация продукта. Частные космические корпорации. При этом исчезают старые рабочие места – Uber упраздняет диспетчеров такси быстрее, чем в свое время компьютеры упразднили машбюро. То же будет со всем алгоритмизируемым интеллектуальным трудом – в частности, с большой долей деятельности чиновников.

Гиперкоммуникации: интернет прошел эволюцию от научного сотрудничества к деятельности распределенных команд во всех сферах. Технологии все ближе к эффекту полного присутствия, и это кардинально изменит совместную работу, ее эффективность и организацию. Что-то близкое по масштабу произошло с началом массовой записи текста на восковых табличках (и во многом сделало возможным крупные государства) или с изобретением книгопечатания (что во многом стало базой для индустриального общества). Кажется, ускоренная социальная эволюция затронет всех еще при нашей жизни.

Россия на планете сетевого взаимодействия

Именно сейчас индивидуальный талант предпринимателя, исследователя и инженера может быть достаточен для успешного проекта при условии развитой способности общаться и работать в распределенной сетевой среде. Это ненамного сложнее, чем многопользовательские игры, в которых модели сотрудничества отрабатываются уже пару десятков лет. Идеи для бизнесов в условиях свободного течения информации появляются в разных исследовательских группах почти одновременно. Кроме того, появились новые типы бизнеса, строящиеся быстро и малыми ресурсами. Так, WhatsApp, будучи небольшой компанией и не обладая выдающейся интеллектуальной собственностью, была куплена за $19 млрд.

И именно сейчас талант становится сверхтекучим, легко кочующим с одной территории на другую, где благоприятнее условия для жизни, образования детей и личной свободы. Россия прекрасно вписывается в новый мир в смысле личной эволюции россиян и их семей. Для этого нужно как можно больше учиться, общаться с себе подобными, искать себе применение в разных – желательно международных – проектах.

На мезоуровне: наш главный шанс и вызов. Взлет технологий blockchain и социальных сетей (1,5 млрд активных пользователей в «Фейсбуке»!) – первые ласточки мира сетевого взаимодействия и новых структур на этой основе, глобальных и локальных одновременно.

России в будущем будет ровно столько, сколько ее будет в самоуправляемых сообществах, связанных на всех уровнях с подобными им мировыми и сохраняющих национальную идентичность, в первую очередь язык. Сила таких сетей не в количестве уровней иерархии, а в многообразии агентов, плотности связей и способности накапливать знания развиваясь. Так, например, успех технологического Израиля во многом объясняется более короткой, чем в Европе, средней социальной дистанцией. А успех технологической Германии – следствие, кроме прочего, уникального академического инженерного сообщества: немецкий студент – в среднем активист 5–10 разных групп, и эти связи заметно влияют на его карьеру в дальнейшем.

Сетевые сообщества важны и как способ организации физического пространства и отраслевого взаимодействия, и как лаборатории для создания новых социальных механизмов – и в том числе иерархических, когда это уместно. Это и есть способ коллективной эволюции, основанной на принципах осознанности, эффективности и меритократии. Сети создают среду для людей, но и сами требуют среды, и от государства зависит, будет она токсичной или поддерживающей.

Вне зависимости от идеологии старые структуры госуправления будут все больше проигрывать в конкуренции с гибридными, более мобильными, более легкими полуавтоматизированными сетевыми способами организации сообществ. Предметом конкуренции, собственно, и будет талант, а как следствие – рабочие места и благополучная жизнь. Многие страны двигаются в этом направлении через проекты электронной демократии и электронных правительств, но здесь еще предстоит множество изменений.

Россия, как государство, может идти по одному из двух путей. Либо ограничить текучесть таланта, ввести шарашки и выездные визы и по возможности упростить мировоззрение населения. Либо последовательно улучшать качество жизни и условия среды, вкладываться в образование и создание предпосылок для развития «инициативы снизу». Сочетать это не получится – цели диаметрально противоположные.

Во втором варианте придется научиться договариваться с талантом и сообществами по-новому, не в парадигме «власти» как «владения», а скорее «власти» как authority – авторитетного партнера. Базовые свободы, равный для всех закон, предсказуемость политики, общее качество жизни – основные параметры этого договора. Это требует переосмысления задачи развития: благополучие человека и сообщества вместо роста и экспансии.

Для взаимодействия с формирующимися сообществами важно понимать их хрупкость: внешний контроль в такой среде приводит либо к миграции таланта, либо к конфронтации – т. е. прекращению осознанного сотрудничества с государством. И это плохо для страны – нам коллективно все равно придется играть в глобальной игре, но на правах наименее сложного и потому слабого игрока.

В нас есть нечто уникальное: между культурами Запада и Востока, между китайской матрицей мышления и степным характером, архаикой и современностью спрятана идея глобальной локальности, т. е.общего будущего, не редуцированного до «золотого миллиарда» и «всех прочих», но поддерживающего множество культур, скоростей и способов деятельности. Те, кто поймет, какими проектами выстроить это будущее и как договориться между собой, определят наше место в этом лучшем из всех возможных, в чем-то даже дивном новом мире.

Автор – управляющий партнер Bright Capital

Цикл «Технологический ренессанс» подготовлен при поддержке форума «Открытые инновации»