Третья экономическая позиция

Экономический доклад «Столыпинского клуба», претендующий на статус новой антикризисной программы, достаточно незаурядное событие. Доклад выглядит изобретательной попыткой изменить сложившийся баланс сил в сфере экономической политики, сформулировать своеобразную «третью позицию».

Тянитолкай российской экономполитики

До сих пор этот баланс определялся существованием двух основных публичных сил: лоббистов-практиков и монетаристов-реформаторов. У лоббистов-практиков имелся свой идеологический фронт-офис – эмиссионные дирижисты, многолетним лидером которых является Сергей Глазьев.

Монетаристы-реформаторы придерживаются доктрины, которую с определенной условностью можно назвать доктриной Гайдара. С условностью, потому что контуры доктрины Гайдара формировались в первой половине 1990-х гг. и вопрос о ее адекватности тому времени и месту совершенно не равен вопросу о ее сегодняшней роли в экономической политике. Доктрина эта в самом общем виде сводится к следующему: ключ к долгосрочному росту – это жесткая монетарная и бюджетная политика плюс «продолжение рыночных реформ», т.е. административная имплементация и совершенствование рыночных институтов. В свою очередь эмиссионные дирижисты говорят, что ключ к выходу на траекторию интенсивного роста – это дешевый кредит плюс административные усилия государства по корректировке, восполнению «провалов рынка», т. е. дешевый кредит экономике и свобода рук правительства в его административном распределении.

Много лет баланс приоритетов экономической политики определялся примерно следующей схемой. Монетаристы-реформаторы предлагали правительству программы, в основе которых лежали принципы сдержанной монетарной и бюджетной политики и обширные планы институциональных реформ, которые должны обеспечить выход на траекторию устойчивого роста в будущем, несмотря на то что жесткая монетарная и бюджетная политика сделают его более трудным в настоящем. Правительство в значительной части принимало к исполнению первую часть этих предложений и спокойно отправляла в корзину вторую. В свою очередь у эмиссионных дирижистов правительство заимствовало их структурный подход – веру в необходимость исправления «провалов рынка» в ручном режиме.

В результате получался такой гибрид: дорогой кредит плюс административное распределение части денег в политически значимые сектора и отдельным компаниям на нерыночных условиях. Этот гибрид обслуживал интересы двух реально значимых политических игроков – высшего политического руководства, заинтересованного в поддержании стабильности государственных финансов, и наиболее крупных и сильных лоббистов нерыночного перераспределения. Друзьям все – остальным закон. Те избранные, кто попадал в пул поддержки, пользовались преимуществами перераспределения, остальные вынуждены были жить в условиях «жесткой монетарной политики». Понятно, что структурные цели жесткой монетарной политики в такой системе никогда не могли быть достигнуты.

Система, впрочем, более-менее работала или более-менее не работала (что одно и то же), пока рост доходов от экспорта сырья обеспечивал большое положительное торговое сальдо. Деньги в экономике были, а доступ на внешние рынки и дорогой рубль делали вполне подъемным внешний кредит, чем экономика активно пользовалась в 2010–2013 гг.

Политэкономия реформ: сначала стулья или сначала деньги?

Доклад «Столыпинского клуба» резко переворачивает этот старый стол. Эмиссионные дирижисты в союзе с «рыночниками-реалистами» пытаются освоить риторику роста и идеи улучшения делового климата. В конце доклада указан список членов президиума клуба, в числе которых - Сергей Беляков, Андрей Клепач, никогда не числившиеся в партии эмиссионных дирижистов, а также некоторые представители бизнеса.

Надо сказать, что значительная доля вины, на мой взгляд, тут лежит на монетаристах-реформаторах. В контексте рефлексии мировой экономической мысли последних 10–15 лет над природой экономического роста и успешными кейсами догоняющего развития их доктрина выглядит достаточно устаревшей. Прежде всего эта доктрина в принципе уделяет экономическому росту мало внимания, она мыслит рост как автоматический результат классических рыночных реформ и улучшения институтов и не признает «политики роста». Между тем анализ «историй успеха» последних 50 лет свидетельствует о том, что практически все эти истории не соответствовали классической модели, а наоборот, были ситуативными и индивидуальными стратегиями, ориентированными на максимальное использование текущих конкурентных возможностей экономики. В 2000-е гг. при Всемирном банке была создана специальная комиссия по экономическому росту и развитию, которая занималась обобщением этого опыта и изложила свои выводы в специальном докладе, опубликованном еще в 2008 г.

В заостренном виде новая политэкономия догоняющего развития была сформулирована американским экономистом Дэни Родриком. При том что развитые рыночные институты, безусловно, являются условием долгосрочного (самоподдерживающегося) роста, утверждает Родрик, они являются также и результатом, продуктом экономического роста. Родрик сравнивает это с починкой и рестайлингом автомобиля прямо во время езды.

Если вам удается запустить существенный экономический рост и сформировать коалицию «бенефициаров роста», то эта коалиция и будет той силой, которая поможет проводить реформы «с колес», последовательно убирая одну за другой помехи росту, препятствующие ему на каждом следующем витке. И наоборот, попытка сформировать коалицию реформ в условиях стагнации или слабого роста обычно обречена на поражение: партия перераспределения имеющихся ресурсов в этой ситуации оказывается сильнее партии «растущего пирога». В частности, потому, что последняя предлагает не сам пирог, а только открытку с его изображением, требуя пока что затянуть пояса.

Рыночный реализм – 2015

Программа «Столыпинского клуба» в гораздо большей степени делает акцент на политике роста, которая в данном варианте подразумевает ослабление денежной и бюджетной политики и стимулирование роста с помощью налоговых и структурных мер. Пункты 3 и 6–8 второго раздела программы практически повторяют аналогичные предложения реформаторских программ последних лет (реформа сырьевых и инфраструктурных монополий, сокращение государственного регулирования, улучшение бизнес-климата, проведение судебной реформы и проч.). Так что теперь правительство со спокойной совестью может брать эту программу на вооружение, по привычке, впрочем, исполняя первую ее часть и выбрасывая в корзину вторую.

Но главное не в этом. Оставив профессионалам подробный разбор программы денежного смягчения, предложенной «Столыпинским клубом», ограничимся одним общим, но, как представляется, достаточно принципиальным соображением. Развитая и развивающаяся рыночная экономика нуждается в большом количестве институций и институтов, но есть один институт, который равнее других. Рыночная экономика начинается там, где есть конкуренция. Все прочие институты лишь призваны поддержать и обеспечивать справедливую конкуренцию. Но не могут восполнить ее отсутствие или политическое ограничение. Именно поэтому такое количество хороших реформаторских планов и программ лежат сегодня в корзине под столом правительства как ненужный хлам.

Упоминавшийся выше доклад Всемирного банка об экономическом росте говорит по этому поводу примерно следующее. Денежная политика может быть более мягкой или более жесткой (в разумных пределах), инфляция – более низкой или более высокой (но скорее всего однозначной), последовательность институциональных реформ такой или иной в зависимости от конкретных условий. Но что должно быть абсолютно точно – в экономике должны превалировать рыночные стимулы.

За последние 10 лет (как раз с 2004–2005 гг.) российская экономика пережила значительный структурный регресс, связанный с расширяющимся огосударствлением основных секторов – инфраструктурного, сырьевого, промышленного и банковского. Сопровождавшимся в последние пять лет еще и значительной бюджетной экспансией. Рыночные стимулы в российской экономике сегодня критически ослаблены, проявлением чего является замедление инвестиционной активности, наблюдаемое в течение уже четырех лет. Это замедление, так же как и замедление темпов роста, тоже начавшееся в 2012 г., никак не связано ни с сегодняшней (действительно запретительной) ключевой ставкой ЦБ, ни с политикой таргетирования инфляции, к которой Банк России перешел в прошлом году. Если у вас, к примеру, была язва, а потом вы подхватили еще и грипп, то терафлексом язву не вылечишь.

На мой взгляд, быть сегодня реалистом-рыночником – значит прежде всего признать эту нерыночную реальность российской экономики. Однако программа «Столыпинского клуба» ничего не говорит ни о структуре того банковского сектора, через который в экономику будут поступать дополнительные денежные средства, ни о структуре того промышленного сектора, для которого они предназначаются. А без этого программа начинает выглядеть обычным проектом эмиссионного стимулирования, бенефициарами которого окажутся исключительно нерыночные прагматики.

Автор – независимый обозреватель