Ружье на стене петрократии

Вопрос, как связана доля нефтяных доходов с агрессивностью страны по отношению к внешним акторам, очень важен, и не только для академии. Мне кажется при этом, что Мария Снеговая в статье «Секта свидетелей высоких цен на нефть» ответила на него чересчур прямолинейно, – хотя я понимаю и отчасти разделяю желание списать большую часть проблем современной России на ресурсное проклятие. Но если мы будем до конца честны, у нас недостаточно эмпирических данных, чтобы утверждать, что такая зависимость существует. Еще большей ошибкой было бы убеждать читателя в том, что конкретные случаи агрессивного поведения (такие, как присоединение Крыма или сирийская операция) могут быть объяснены этой теорией.

Обе работы, которые приводит Снеговая для доказательства своего утверждения, используют данные Correlates of War (CoW) – крайне надежной и широко используемой базы данных о международных конфликтах. Однако есть существенная проблема, которая ограничивает надежность выводов о степени агрессивности страны, если мы используем только CoW, – это принципиальная невозможность CoW учесть общую степень активности страны в мире при учете конфликтов, в которые страна ввязалась. Без такой возможности сравнивать число конфликтов, не учитывая общего объема событий, «сгенерированных» страной, – все равно что судить о неуспешности футбольной команды по абсолютному числу пропущенных мячей: в этом случае команда, которая вообще не играет, будет всегда максимально успешной. 

К счастью, с недавних пор у нас (тех, кто исследует международные отношения) есть доступ сразу к двум новым источникам, позволяющим взвешивать агрессивные акты страны в общем числе событий, ею порожденных. Это Global Database of Events, Language, and Tone (GDELT) и Integrated Crisis Early Warning System (ICEWS) – обе базы доступны для внешних исследователей в депозитариях Google и Гарвардского университета соответственно.

Если мы, используя их, посмотрим на долю агрессивных действий в общем объеме действий конкретных государств в отношении других, внешних акторов, то мы не увидим зависимости, которая присутствует, если мы берем только абсолютное число конфликтов. Доля событий, маркированных в GDELT как «материальная агрессия», для России в целом ниже, чем в мире, и следует общему тренду – за исключением всплеска 2008 г. и последних двух лет, когда Россия стала-таки заметно более агрессивной страной (см. график).

Это не значит, что нефтяные доходы не играют никакой роли в степени конфликтности того или иного режима, – просто, делая такие утверждения, мы должны чуть больше задумываться о конкретных микромеханизмах, которые создают такую причинно-следственную связь. В противном случае мы обречены подверстывать реальность под наше заранее подготовленное объяснение: если Россия не проявляла особой агрессии вовне до 2008 г. – она накапливала силы для удара. Если Россия проявляет агрессию в 2014 г., когда нефть стоит меньше $50, – это ожидание высоких цен.

Что могло бы быть альтернативным объяснением? В 1887 г. Александр Кинглейк в своей книге «Вторжение в Крым» пытался объяснить причину, которая побудила к крымской кампании Наполеона III: «что [окружению Наполеона] на самом деле нужно было делать – это отвлечь Францию от мыслей о ее позоре внутри страны, направив ее внимание вовне».

Одним из механизмов усиления агрессивности могла бы быть комбинация коррумпированности петрорежимов (см., например, Vicente, Pedro C. Does oil corrupt? Evidence from a natural experiment in West Africa) и повышенных трат на оборону (известное исследование Санджива Гупты и коллег, в котором они показывают, что коррумпированные страны тратят больше на ВПК). Этот аргумент – некий аналог чеховского «ружья, висящего на стене»: раз коррумпированные режимы больше тратят на вооружение, рано или поздно это вооружение начнет стрелять. И действительно: степень корреляции коррупционности режима с долей агрессивных актов оказывается заметно выше, чем корреляция агрессии с долей нефтяных доходов.

Альтернативным объяснением внешней агрессии России может быть коррупция. Сергей Гуриев в апреле 2014 г. написал в статье в Financial Times: «Коренной причиной крымского кризиса стала российская коррупция <...> в ситуации остановки экономического роста территориальная экспансия – наиболее предпочтительный для авторитарного режима инструмент сохранения своей популярности и удержания власти». Такая теория «маленькой победоносной войны» на фоне экономических проблем, спровоцированных всепроникающей коррупцией, более убедительна, чем нефтяное проклятие, на которое с легкой руки Майкла Росса принято списывать все российские проблемы, которые не удалось списать на климат.

Автор – докторант European University Institute (Флоренция)