Предотвращение гражданской войны

Нет ничего проще и приятнее, чем быть пророком социально-политического апокалипсиса: чую ледяное дыхание тотального коллапса, предвижу его неизбежное приближение! В любом стандартном тексте о грядущей катастрофе ключевое слово – «неизбежность». Если какие-то рецепты спасения и сообщаются, то они или носят индивидуальный характер (типа «валите» – понятно, что вся страна не может сняться и уехать), или, что еще глупее, сводятся к пересказу своими словами бессмертной формулы Михаила Гершензона: «Благословлять мы должны эту власть, которая одна своими штыками и тюрьмами еще ограждает нас от ярости народной». Рецепт «давайте оставим все, как есть, и постараемся не дышать, чтобы ничего не обвалилось» сочетает в себе фантастическое представление об одновременном могуществе и хрупкости того режима, который призван защитить грамотную часть общества от ярости народной (не важно, русской народной или исламской экстремистской), а также детскую веру в возможность остановить время. С тем же успехом можно надеяться, что наступит ночь, если мы спрячем голову в подушку.  

Чем отличаются страны, в которых трансформация режима проходит мирно, от тех, где она сопровождается массовым насилием и территориальной эрозией? Проще говоря, есть ли способ предохраниться от гражданской войны? В этом году Нобелевскую премию мира получил так называемый Тунисский квартет – четыре общественные организации, ставшие гарантами и модераторами процесса демократического транзита в Тунисе после жасминовой революции 2011 г. Тунисский транзит не был ни быстрым, ни гладким: переговоры между основными политическими силами под эгидой «четверки» начались только в 2013 г., после победы на парламентских выборах исламистской партии, череды убийств оппозиционеров и новой волны массовых протестов. Однако Тунису удалось выработать приемлемый для всех заинтересованных сторон проект конституции, провести свободные выборы осенью 2014 г. и удержать гражданский мир, несмотря даже на теракты на курортах, которые случились этим летом.

Транзит и насилие

В соседних с Тунисом арабских странах авторитарные режимы тоже содержали дорогостоящие спецслужбы с широкими полномочиями, и много тратили на армию, и боролись – по крайней мере, риторическими методами – с тлетворным американским влиянием, и принудительно исключали из политической жизни исламистов – очевидный экстремистский элемент. Однако это не помогло ни самим диктаторам прожить вечно, ни их народам перейти к следующей фазе общественного развития без массовых человеческих жертв и разрухи. Почему-то в решающий момент ни всесильные спецслужбы, ни неутомимая пропаганда, ни бодрые проправительственные организации никого не спасают.

Четыре организации – лауреаты Нобелевской премии мира – это тунисский профсоюз, Конфедерация промышленности, торговли и ремесел, Лига прав человека и Тунисский союз юристов. То есть, переводя на наши реалии, гарантом того, что договаривающиеся власть и оппозиция не обманут и не поубивают друг друга, стали ФНПР, РСПП, Хельсинкская группа и, скажем, Ассоциация юристов России. Важно, что это не «власти» и «оппозиционеры», а третья сторона, которой доверяют все договаривающиеся.

В Тунисе не оказалось ни одной политической силы, которая сочла бы себя достаточно могущественной, чтобы пренебречь интересами всех остальных. Вопреки обыденному представлению о том, как хорошо, когда находится кто-то, «готовый взять на себя ответственность за страну», на самом деле необходимость договариваться всем со всеми спасает от войны всех против всех.

Отсюда следует второй значимый элемент тунисской режимной трансформации, отличающий ее от соседних стран. Члены Конституционного собрания, писавшие закон о новых выборах, проголосовали против запрета на участие в выборах для членов прежнего правительства президента Бен Али и его правящей партии. Проще говоря, решили обойтись без люстрации и поражения кого бы то ни было в избирательных правах.

Существует прямая корреляция между объемом насилия, понадобившимся для смены режима, и последующими шансами на демократизацию: чем больше крови в начале, тем ниже шанс на мир и демократию в будущем. Иными словами, в интересах правящего режима, чтобы трансформация была демократической – это увеличивает шансы правителя умереть своей смертью и на свободе (см. таблицу). Тунисская революция вообще была не кровожадная: сам экс-диктатор получил убежище в Саудовской Аравии, а на родине был приговорен к пожизненному заключению за убийства демонстрантов, но заочно.

По иронии судьбы автократы обычно видят опасность для своей власти именно в тех социальных институтах, которые потом спасают их от тюрьмы и виселицы: общественных организациях, свободной прессе, всяком открытом и гласном взаимодействии граждан. Опираться же они предпочитают на армию и спецслужбы, которые в нужный момент или возглавят заговор, или в лучшем случае останутся равнодушны к судьбе бывшего начальника, под фольклорным лозунгом «Что, новый хозяин, надо?».

Транзит и кооптация

Со своей стороны потенциальным трансформаторам режима надо помнить, что лишать прав других в ответ на то, что вчера лишали прав вас самих, – это путь не к демократии, а к продолжительному массовому мордобою. Люстрации – своеобразный политико-юридический инструмент, и в политической науке нет единого мнения относительно его эффективности для дальнейшего построения правового государства. При всех очевидных нравственных соображениях, побуждающих исключить клевретов свергнутого режима из строительства прекрасной новой жизни, аморальная наука говорит, что рецепт прочного гражданского мира – не эксклюзивность, а кооптация. Те группы, интересы которых представлял прежний режим, имеют точно такие же права, как и все остальные, – весь вопрос в пропорции. Проблема автократий не в том, что там у власти какие-то особенно плохие люди (дурнеют они большей частью в процессе многолетнего пребывания в закрытой властной системе), а в том, что они находятся у власти за счет всех остальных.

Для политической системы гораздо полезнее люстраций и целенаправленного изготовления социальной категории «лишенцы» создание такой избирательной системы, которая препятствует образованию консолидированного парламентского большинства. На первых свободных выборах лучший результат неизменно показывают те, кто при прежнем режиме был принудительно исключен из легального политического оборота. Если выборный закон написан по принципу «победитель получает все», то дальнейшее развитие событий будет оправдывать популярный тезис «дай народу волю, они всяких фашистов навыбирают».

В написании новой конституции – как и в законотворческом процессе в целом – обсуждение важнее конечного результата, поскольку плодом деятельности конституционного совещания должны быть не слова на бумаге, а общественное согласие. В основном же законе нужны не декларации, объявляющие ту или иную территорию социальным или светским государством или землей всеобщего благоденствия, а прописанный механизм сдержек и противовесов, который потом помешает любой политической силе переписать конституцию в свою пользу. В тунисской конституции сказано, что национальной религией является ислам – это декларация. А одновременно есть статья конституции, запрещающая преимущества или ущемления в правах по признаку любой религии или ее отсутствия, и статья эта не подлежит изменению, т. е. поменять или отменить ее можно только в результате изменения конституционного строя. Это механизм.

Автор – политолог, доцент Института общественных наук РАНХиГС