Секта свидетелей высоких цен на нефть

Комментаторы уже не раз сравнивали речь Владимира Путина на Генассамблее ООН с его же мюнхенской речью 2007 г. Но одни говорили, что нынешняя речь была «жестче, чем мюнхенская, абсолютно антиамериканская» (Сергей Марков в передаче «Путин в Нью-Йорке: прорыв в отношениях?» на радио «Эхо Москвы» от 30.09.2015), а другие полагали, что это был «Мюнхен наоборот», попытка вернуться в 2001–2003 гг., когда Россия – не конкурент, а союзник (Татьяна Становая «Почему Путин сдаст Асада. Пять примеров для изучения» на сайте carnegie.ru).

«Мюнхен» или «Мюнхен наоборот»? Для ответа на этот вопрос проведем простое сравнение двух обсуждаемых текстов. В мюнхенской речи слова «однополярный», «однополярный мир» встречаются 5 раз, «НАТО» – 7 раз, «конфронтация» – 2 раза, «спровоцировали» – 1 раз, «так называемых» – 2 раза. В речи на Генассамблее ООН «однополярный мир» заменен на «блоковое мышление» и «единственный центр доминирования». Но зато слово «эгоизм» употреблено 2 раза, «амбиции» – 4 раза, «конфронтация» – 2 раза, «манипулировать» – 2 раза, «спровоцировали» – 1 раз, «так называемых» – 1 раз, «лицемерно и безответственно» – 1 раз. В 2007 г. Путин обращался к Западу: «Не нужно корчить из себя Господа Бога и решать за все народы все их проблемы». А в 2015 г. вопрошал: «Вы хоть понимаете теперь, что вы натворили?» И подытоживал: «От политики, в основе которой лежит самоуверенность, убежденность в своей исключительности и безнаказанности, так и не отказались».

Агрессия петрократий

Из такого простейшего сопоставления текстов видно, что речь на Генассамблее ООН никак нельзя назвать противоположностью мюнхенской речи или образцом миролюбия. Хотя речь в ООН чуть менее агрессивна за счет предложения сотрудничества, она не менее жестка, чем мюнхенский вариант. Кремль пытается восстановить взаимодействие с Западом (замороженное из-за украинского конфликта), не слишком сдавая при этом своих позиций. Риторика президента Российской Федерации носит по-прежнему жесткий характер и именно как жесткая и была воспринята на Западе. Начавшиеся затем бомбежки Сирии только подтвердили в целом агрессивный характер выступления российского президента.

Ранее я уже писала о том, что агрессия российской власти, как и агрессивное поведение правительств других нефтезависимых государств, напрямую связана с нефтяными ценами (Think of Russia as an Ordinary Petrostate, not an Extraordinary Superpower. Washington Post, Monkey Cage, 9.03.2015). Исследования показывают, что нефтегосударства становятся агрессивными и начинают конфликты, когда цены на нефть резко взлетают вверх. Политолог Каллен Хендрикс на выборке из 153 стран за 50-летний период показал, что при высоких нефтяных ценах страны-нефтеэкспортеры становятся значительно агрессивнее по отношению к своим ближайшим странам-соседям. При этом нефтяные цены никак не влияют на поведение обычных, не экспортирующих нефть стран. В среднем в модели Хендрикса если цена на нефть выше пороговых $77 за баррель (по покупательной способности доллара 2008 г.), то нефтяные государства становятся на 30% более агрессивными по сравнению неэкспортерами. Джефф Колган на основе базы данных о межгосударственных конфликтах с применением военной силы в 170 странах в период с 1945 по 2001 г. показывает, что страны с чистым доходом от экспорта нефти свыше 10% ВВП – самые воинственные страны в мире. Они склонны к межгосударственным спорам с применением военной силы и в период после Второй мировой войны принимали участие в вооруженных конфликтах на 50% чаще, чем обычные страны. Мобилизация Венесуэлы для войны с Колумбией и поддержка Ираном движения «Хамас» (для атак Израиля) во время повышения цены на нефть до пиковых значений в 2008 г. вполне укладываются в это правило. Вторжение Ирака в Иран в 1980 г., многократные нападения Ливии на Чад во время резкого повышения цен на нефть в 1970 и 1980 гг. – примеры из того же набора. Петрократические государства становятся агрессивными, поскольку высокие нефтяные доходы снижают личную политическую ответственность властей за принятие политических решений и повышают их военный потенциал, что ведет к росту авантюризма на международной арене.

В этом смысле Россия – обычное петрогосударство. В начале 2000-х гг., когда цена на нефть была $25 за баррель, Путин стремился к сотрудничеству с Западом, заявлял о возможности вступления России в НАТО. Хендрикс показывает, что именно таково поведение петрократий при низких ценах на нефть: при цене ниже $33 за баррель экспортеры нефти даже еще более миролюбивы, чем обычные страны. В 2002 г., когда цена на Urals была около $20, Путин в своем послании к Федеральному собранию в качестве приоритетных для России мер упоминал евроинтеграцию и создание единого с Европейским союзом экономического пространства. В 2014 г. – когда цена на нефть достигла $110 – Путин вторгся на Украину, чтобы наказать ее за стремление к созданию такого же единого экономического пространства с тем же Европейским союзом. Беспрецедентно агрессивная мюнхенская речь 2007 г. произнесена в период устойчивого роста нефтяных цен (нефть порядка $54 за баррель в феврале 2007 г.) и «вставания России с колен».

Однако описанные выше закономерности не объясняют, почему российское руководство продолжает вести себя довольно агрессивно и произносить речи, похожие на мюнхенскую, в ситуации падающих и нестабильных цен на нефть ($40–50 за баррель в августе – октябре 2015 г.).

Ожидание роста цен

На фоне подешевевшей за год в 2 раза российской нефти на вершине правящих кругов царит уверенность в неминуемом росте нефтяных цен в ближайшее время (горизонт 1–3 лет). Так, недавно вице-президент «Лукойла» Леонид Федун, выступая на форуме «Сочи-2015», предсказал, что нефть уже в 2016 г. вернется на уровень $100 за баррель. Сходным оптимизмом отличается и президент «Роснефти» Игорь Сечин. В связи с подобными ожиданиями Иван Стариков назвал российское руководство «сектой свидетелей высоких цен на нефть» (цитата по лекции Владислава Иноземцева «Экономическая ситуация в России и прогноз на следующие годы»). Во многом из-за этой почти религиозной веры упорно откладываются любые давно назревшие и жизненно важные для страны реформы, поскольку, по мнению Кремля, надо просто перетерпеть и переждать текущий кризис. «Сейчас правительство поняло, что в этом случае кризис более долгий, но выход будет тем же, – говорил Иноземцев в той же лекции. – Если в 2009 г. мы отскочили по нефтяным ценам через восемь месяцев, сейчас мы отскочим где-то через три года». В этом смысле действия российской власти – это производная не только от текущих цен на нефть, но и, что не менее важно, ожидаемых ими нефтяных цен.

Однако ожидание российскими чиновниками и бизнесменами – несмотря на то что очень немногие в мире разделяют эту уверенность – грядущего роста цен на нефть может базироваться не только на их квазирелигиозной убежденности. Не исключено, что оно опирается на их более информированное представление о природе и долгосрочных целях российских военных действий, только что начатых в Сирии. Экономист Андрей Илларионов не исключил, что возможным результатом российских военных операций может стать не столько разгром исламских террористов, сколько дестабилизация Ближнего Востока, могущая в итоге привести к повышению мировых нефтяных цен.

Хотя уверенность в высоких (обычно непредсказуемых) нефтяных ценах вряд ли оправданна, отметим, что в рамках этой системы мышления высказывания и действия российского руководства по-своему рациональны. Насколько вообще рациональными могут быть люди, «живущие в другом мире», как сказала в свое время канцлер Германии Ангела Меркель. По этой логике (и руководствуясь правилом Хендрикса) ждать от Путина «анти-Мюнхена» стоит лишь тогда, когда нефтяные цены установятся на уровне $30 за баррель (в долларах 2008 г.).

Автор – политолог, докторант Колумбийского университета (Нью-Йорк)