Слабые звенья общей Европы

Миграционный кризис, возникший у внешних границ Европейского cоюза (ЕС), стал крайне болезненной точкой в отношениях государств – основателей ЕС и его восточных соседей. Расползающаяся гуманитарная катастрофа потребовала активного – территориального, финансового и административного – участия государств Вишеградской четверки (неформальное объединение Венгрии, Польши, Словакии и Чехии), и оказалось, что разрешение миграционного кризиса – не вопрос экзистенциального существования ЕС, а скорее вопрос его ценностного наполнения и ориентации.

Корень современного противостояния внутри ЕС лежит в распределении гуманитарных мигрантов. При этом уровень беспокойства о наплыве беженцев в Европу и перенаселенности мигрантами стран Восточной и Центральной Европы сильно преувеличен. По состоянию на 16 сентября 2015 г. 80% всех первоначальных прошений об убежище зарегистрированы в шести государствах Евросоюза – Германии (80 900 прошений, или 38% от общего числа всех прошений), Венгрии (32 700, или 15%), Австрии (17 400, или 8%), Италии, Франции и Швеции (соответственно 14 900, 14 700, 14 300, или около 7% в каждой стране). Тройку лидеров – поставщиков гуманитарных мигрантов во II квартале 2015 г. составляли Сирия (44 000 прошений), Афганистан (27 000) и Албания (17 700). Стоит признать, что гуманитарная миграция стала определенным трендом в статистике Евросоюза: 626 000 прошений на убежище в 2014 г. практически повторили рекорд гуманитарной миграции 1992 г., когда на территории 15 стран ЕС было зарегистрировано 672 000 прошений об убежище. Гуманитарная миграция всегда волнообразна (в 2001 г. было 424 000 прошений; в 2006 г. – менее 200 000, в 2013 г. – чуть более 430 000).

Принимать или не принимать

Почему же тогда идея гуманитарных квот полностью отвергается государствами Восточной и Центральной Европы? Причин здесь несколько – финансовая нагрузка, опасность исламизации, высокий уровень безработицы и низкая составляющая инородного населения в структуре этих стран, хотя уровень весомости и реальной значимости каждой из данных причин – тема отдельной дискуссии. Возьмем, к примеру, Словакию – страну с населением около 5 млн человек, имеющую всего одну внешнюю границу с государствами вне шенгенской зоны. Словакия никогда не знала наплыва гуманитарных мигрантов. В 2013 г. в Словакии было зарегистрировано 441 прошение на убежище, в 2014-м – 331 прошение, при этом положительно разрешены были 15 прошений в 2013 г. и 14 прошений в 2014 г. При таком раскладе гуманитарной миграции требования сохранения «христианского облика Европы» в обмен на человеческие жертвы у ее границ вызывают серьезное неприятие у большинства жителей Старого Света.

Разность в восприятии происходящего есть отражение исторических траекторий развития государств Варшавского пакта и Западной Европы. Президент Польши Дуду рассматривает гуманитарные квоты как «диктат Европейского союза», а премьер Словакии Фуко говорит о «фальшивой солидарности» по отношению к «разбойникам», врывающимся на территорию Европы. Премьер-министр Венгрии Виктор Орбан мечтает видеть «купола церквей», политики Словакии убеждены в «неотделимости и большей ценности» католицизма, а польские политики в своем противодействии гуманитарным мигрантам чувствуют себя «рыцарями крестового похода».

Ситуацию усугубляет и то обстоятельство, что все государства Вишеградской четверки получали достаточно средств из общеевропейского финансового котла не только для развития инфраструктуры своих стран, но и для создания и поддержания центров перемещения мигрантов. А сегодня главы государств Восточной Европы, чуть более 10 лет назад присоединившихся к ЕС, едины в своем стремлении отказаться от гуманитарных квот, жестко ограничить право на убежище на территории ЕС и усилить пограничный контроль. Свою задачу по разрешению миграционного кризиса в Европе государства Вишеградской четверки видят в создании системы финансовой и административной помощи государствам, принявшим гуманитарных мигрантов вне границ ЕС (Турции, Ираку, Иордании, Ливану), оказании содействия наиболее уязвимым группам (женщинам, детям, сиротам, пожилым людям), а также в создании системы всемирного реагирования на гуманитарные кризисы и включении в нее других государств, в том числе США и РФ.

Результатом такой иезуитской политики стала новая волна дискуссий о слабых звеньях общеевропейской интеграции. При этом сказать однозначно, кто прав, а кто нет, невозможно. Достойные и обоснованные доводы есть у каждой из сторон. Запланированные Брюсселем и лоббируемые Германией квоты для распределения гуманитарных мигрантов в зависимости от ВВП страны и плотности ее населения не способны решить проблему в долгосрочной перспективе. Квоты – это решение одного дня, потому что никто не может сказать, какой поток гуманитарных мигрантов ожидает Европу в будущем.

Германия, являющаяся сильнейшим лоббистом введения квот, упирает на свой положительный опыт. Внутри страны федеральным правительством ежегодно устанавливаются квоты по распределению гуманитарных мигрантов в зависимости от плотности населения и налогооблагаемой базы. Так, в 2015 г. наибольшую квоту на прием получила земля Северный Рейн – Вестфалия (21,24%), а наименьшую – Бремен (0,94% от общего числа гуманитарных мигрантов, принимаемых страной). Насколько общегерманский опыт может стать моделью для всей Европы, сказать сложно. Гуманитарная миграция – это тот тренд, который только будет набирать силу. Конфликты, войны, климатические изменения и природные катаклизмы в перспективе ближайших лет не исчерпают себя, поэтому создание постоянно действующей системы размещения гуманитарных мигрантов внутри Европы – это вопрос времени и готовности идти на компромиссы всех государств – участников Евросоюза.

Проверка прочности

Неготовность к компромиссам и разница подходов, ценностных ориентиров и принципов, заложенных в государственное устройство Старого Света и его восточных соседей, становятся наиболее очевидными в эпоху кризисов и социальных потрясений. Первым звонком для государств – основателей ЕС стала реакция трех государств Вишеградской четверки на кризис на Украине и вводимые санкции в отношении России. Тогда ситуацию и приверженность общеевропейской линии разрешили два обстоятельства – территориальная удаленность конфликта (сложности были с Польшей, но именно она и выступала за жесткое разрешение ситуации) и бо́льшая институционально-финансовая привязка к Брюсселю.

Вторая проверка прочности общеевропейских связей, вызванная дефолтом в Греции, также не сильно затронула интересы восточноевропейских государств ЕС просто потому, что и в этом случае преференций от сохранения единой линии в долгосрочной перспективе было больше, чем возможных потерь от ее отказа.

Третьим испытанием общеевропейского единства стал гуманитарный кризис у внешних границ ЕС, со всей очевидностью показавший, что 11 лет назад, дав зеленый свет для вступления государств Восточной и Центральной Европы в ЕС, брюссельские бюрократы серьезно поторопились. То расширение ЕС на Восток было названо европейскими политиками «исторической возможностью», к которой прилагается «моральная ответственность» по дальнейшей интеграции бывших государств Варшавского пакта. Получается, что с возложенной на самих себя «моральной ответственностью» государства Старого Света пока не справляются.

Автор – директор Института миграционной политики, Берлин