Тюрьма за слово

В самых разных группах активных российских граждан крепнет убеждение, что в России все больше становится людей, которых называют узниками совести, политзаключенными, жертвами политических репрессий и т. д. И это правда. Но точнее все же сказать, что это не одна правда, а несколько, и в них хотелось бы хотя бы отчасти разобраться.

Когда мы говорим, что в стране существует «репрессивное законодательство», в первую очередь имеется в виду законодательство о противодействии экстремизму. И да, оно по некоторым своим формулировкам именно репрессивное, а по некоторым, скажем так, спорное – и оттого вредное. Но до недавнего времени по этому законодательству, если не считать людей, совершивших насильственные преступления, за решеткой оказывались совсем немногие, а явно неправомерно – просто единицы. Людей, называемых политзаключенными, всегда было гораздо больше. Об этом я писал в «Ведомостях» три года назад. С тех пор ситуация сильно изменилась, но пропорция осталась примерно той же.

Тут необходимо внести некоторую ясность относительно терминов. Самый простой и внятный из них – «узник совести». Источник определения – «Международная амнистия» – называет так человека, лишенного свободы за выражение своих убеждений либо из-за его национальности, религии и т. д., если он не совершал при этом общеуголовного преступления, не применял насилия и не призывал к насилию, а также не пропагандировал расистские и тому подобные дискриминационные взгляды.

Куда популярнее понятие «политзаключенный». Сейчас различные их списки стремительно умножаются и становятся все длиннее. Увы, здесь уже нет единого понимания, да, похоже, его и нереально добиться. Не зря та же «Международная амнистия» перестала пользоваться этим термином. В наиболее авторитетной для России версии, используемой правозащитным центром «Мемориал», политзаключенными считают лишенных свободы без вины или явно непропорционально вине, если это произошло по политическим мотивам властей. Характер деятельности самого осужденного при этом не учитывается, что является, на мой взгляд, слабым местом определения: в авторитарных режимах, которые и плодят политзаключенных, часто непросто различить политические и иные мотивы представителей власти.

В определении, используемом ПЦ «Мемориал», есть и еще один повод для споров, в последнее время все более у нас актуальный. Исключаются те, кто призывал к насилию или возбуждал национальную и иную подобную ненависть. Но при этом неясно, должно ли это исключение относиться только к тем действиям, за которые человек был лишен свободы, или и к иной его деятельности. В этом моменте сам я выбираю именно последний вариант, так как иначе получится, что политзаключенным придется счесть человека, которого сто раз не привлекли за призыв к погрому, но почему-то привлекли за менее опасное высказывание. По опыту мониторинга бестолкового нашего антиэкстремистского правоприменения такое бывает не так и редко.

Из данных центра «Сова» по приговорам за «преступления экстремистской направленности» (это официальный термин) можно выделить категорию людей, лишенных свободы за действия ненасильственного и не общеуголовного характера, а за разного рода высказывания или участие в определенных группировках как таковое. Для этого на сегодняшний день в нашем УК годятся в той или иной степени 15 статей. Время от времени мы публикуем реестр таких людей, отбывающих срок на данный момент. Последний раз – 21 сентября.

Реестр резко вырос именно в этом году, причем по некоторым статьям УК – заметно быстрее, чем по другим. Так, за призывы к терроризму или оправдание такового сидят восемь человек, по новенькой статье об участии в запрещенной террористической организации – уже 11 человек (организация подразумевается одна и та же – «Хизб ут-Тахрир»), за участие в экстремистской организации (чаще всего той же самой) – 26, за призывы к экстремистской деятельности – 11, а по наиболее известной ст. 282, т. е. за возбуждение расовой, религиозной и прочей ненависти, – 25. Из 15 «ненасильственных экстремистских» статей УК по некоторым не сидит никто, а по некоторым – один-два человека. Например, за хулиганство и вандализм по мотиву политической ненависти, а именно по обвинению в соучастии в покраске звезды на высотке, сидит один руфер Владимир Подрезов. Один у нас пока и осужденный по сравнительно новой статье о призывах к сепаратизму – Рафис Кашапов, умеренный татарский националист, посажен на три года за высказывания, касающиеся Крыма. Всего же в нашем списке 54 человека (у многих не по одной статье в приговоре). В январе этого года их было 29, а к написанию предыдущей статьи на ту же тему в 2012 г. – 33.

Обычно эти осужденные – не случайные люди, а националисты и исламисты довольно радикального толка. Хотя бывают и по-настоящему случайные: житель Старой Руссы Антон Изокайтис был осужден на 2,5 года за ругань в отделении полиции, куда его доставили 1 января этого года; вменялись ему оправдание терроризма и возбуждение ненависти.

За «пропаганду» в чистом виде сидят 26 человек. У большинства из них, насколько мы знаем (а знаем мы не всегда), инкриминируемые высказывания включали явные призывы к насилию. Но раньше и за такие призывы сажали куда реже. В январе этого года заключенных этого типа было 14. Резкий прирост во многом достигнут благодаря совсем новой тенденции – добавлять сроки по этим статьям заключенным, осужденным ранее за общеуголовные преступления. Непонятно, что именно мы тут видим – новое поветрие среди заключенных или среди правоприменителей. Но и исключив этот фактор, можно определенно сказать, что «за слова» сажать стали чаще. Хотя доля приговоренных именно к лишению свободы выросла не сильно: ведь общее количество приговоров за «пропаганду» растет очень быстро, просто приговоры в 90% случаев мягче.

30 человек сидят за участие в запрещенных организациях, что, опять же, больше, чем в январе. В основном это «Хизб ут-Тахрир», хотя есть и трое ультраправых, а также двое последователей суфийского учителя Саида Нурси – Багир Казиханов и Александр Мелентьев. Ультраправые действительно были причастны к довольно опасным группам, «Хизб ут-Тахрир» – бесспорно радикальная исламистская партия, но не вовлеченная никак в насильственные действия. А вот последователи Нурси – люди и вовсе мирные, но их относят к запрещенной организации «Нурджулар», само существование которой в России сомнительно.

Как же все эти 54 человека соотносятся с понятиями «узник совести» и «политзаключенный»? По большей части – никак, потому что эти люди из-за агрессивной сущности своей пропаганды (личной или их организаций) не проходят по упомянутым выше ограничениям, установленным для списков «Международной амнистии» и ПЦ «Мемориал». С другой стороны, попасть в эти списки можно и без применения именно антиэкстремистских статей УК, и так чаще всего и случается.

Среди людей, осужденных именно по антиэкстремистским статьям, центр «Сова» старается выделять осужденных неправомерно. Неправомерными мы считаем две категории приговоров. Первая – если приговор был вынесен явно вразрез с действующим законом; обычно речь идет о расширительной интерпретации. Вторая – если используемая норма закона сама представляется нам явно противоречащей гарантиям свободы выражения в нашей Конституции (например, представление, что утверждение религиозного превосходства есть экстремизм). Есть также немало случаев, когда приговор нельзя счесть неправомерным, но можно счесть непропорционально строгим (или вообще высказывание, говоря всерьез, не заслуживало уголовного расследования), но такие приговоры мы все же не относим к неправомерным. Есть, конечно, и случаи, когда обстоятельства нам неизвестны в достаточной степени, чтобы судить о правомерности приговора.

Неправомерные приговоры составляют малую часть от общей массы антиэкстремистских. И к лишению свободы по «пропагандистским» статьям все же приговаривают нечасто. С начала украинских событий и по август этого года мы насчитали 42 неправомерно осужденных человека. Но людей, неправомерно лишенных свободы за «экстремизм», к счастью, гораздо меньше. На сегодняшний день их, по нашему мнению, пять.

Для сравнения: в списке сидящих сейчас политзаключенных по версии ПЦ «Мемориал» 40 человек. Каждый из этих 40 случаев может быть предметом дискуссии, как и каждый из наших пяти, но в целом это указывает на место антиэкстремистского законодательства в репрессивном механизме государства. Место это сравнительно скромное, но, как видим, оно постепенно становится все менее скромным. Уже сейчас можно назвать несколько человек, которым предъявлены серьезные и, по нащему мнению, неправомерные антиэкстремистские обвинения, например «сепаратистку» Дарью Полюдову.

Статус «узника совести» может авторитетно присваивать только «Международная амнистия». Что, как и в случае со статусом политзаключенного, не мешает другим группам, особенно политически ангажированным, раздавать эти статусы по своему усмотрению. Это очень наглядно в случае наших неонаци, называющих узниками совести серийных расистских убийц; уж честнее те, кто полагает таковых «военнопленными» на «расовой войне». И все же попробую и я посмотреть на неправомерно сидящих «экстремистов» через призму определения узника совести. Пожалуй, четверо ныне сидящих – уже упомянутые Владимир Подрезов, Рафис Кашапов, Багир Казиханов и Александр Мелентьев – вполне соответствуют этому статусу. На днях «Амнистия» уже признала таковым Кашапова.

До недавних пор антиэкстремистское правоприменение постепенно расширялось, и главной нашей претензией к нему в 2011–2913 гг. был все усиливающийся перекос от преследования реального идейно мотивированного насилия к преследованию публичных ксенофобных высказываний, причем заметная доля последних не стоила усилий полиции просто из-за малозначительности. Иначе говоря, главным пороком правоприменения был постепенный отказ от выполнения реальных задач в пользу пополнения статистики за счет хаотического и мелочного преследования каких-то интернет-расистов. Этот порок в последние два года продолжал усугубляться, но сам по себе он хотя бы не умножал неправомерные приговоры – тем более связанные с лишением свободы. Однако с прошлого года количество подобных дел заметно выросло, а в этом году мы видим еще и резкий прирост числа реально посаженных за ненасильственные преступления. И в совокупности эти две тенденции вызывают уже серьезное беспокойство.

Автор – директор информационно-аналитического центра «Сова»