Россия входит в состояние углубляющейся изоляции одновременно с тем, как Иран из этого состояния выходит. Россия и Иран – совсем разные культуры и разные государства. Но есть и сходства – это политические режимы, яростно противопоставляющие себя институтам Запада и агрессивно настаивающие на том, что имеют право на зоны влияния и экспорт культурно-политических ценностей.
Иран вошел в жесткое противодействие с миром более 35 лет назад. Россия вступила на тот же путь позже, так что новейшую историю Ирана есть смысл изучать в России. Одна из глав этой истории – отношение к санкциям. Погружение Ирана в достаточно глубокую финансовую и технологическую изоляцию в 2010 г., связанное с ужесточением санкций, поначалу вызвало эйфорию, особенно в провинции, где меньше проникновение новых технологий, западной музыки и культуры. По словам востоковеда Алексея Малашенко, настроение в обществе было такое: санкции подтверждают то, что мы – это страна с древней великой культурой, способная противостоять их давлению.
Но долго держаться на высоком уровне эйфории трудно. Простые люди хотели, чтобы режим отблагодарил их за проявления патриотизма в период ужесточения санкций, надеялись, что ядерная программа в чем-то поможет в повседневной жизни. Как только стало ясно, что это иллюзии, пришло разочарование. В итоге в 2013 г. иранское общество проголосовало за того консерватора (в Иране допущенные к выборам политики – все консерваторы), который осторожно пообещал, что будет добиваться отмены санкций. Помимо усталости общества делу помогло и назначение ответственным за переговоры Джавада Зарифа, министра иностранных дел, способного на адекватную коммуникацию с западными политиками.
Новость о соглашении, подписанном Ираном и шестеркой международных переговорщиков, была встречена в Иране ликованием. У России все это в будущем (может быть). Пока значительная часть российского общества находится на стадии эйфории от того, что «они» признали в нас тех, «кто способен противостоять их давлению». Искаженная логика самоизоляции не позволяет адекватно оценивать действительное отношение к себе внешних сил и затрудняет выстраивание какой-либо стратегии взаимодействия с ними. По мнению российского правящего класса, задача Запада – ослабление России и отъем у нее богатств Сибири, что обычно иллюстрируется приснившимися кому-то в Кремле высказываниями Маргарет Тэтчер и Мадлен Олбрайт.
В сегодняшней России ключевые решения – те, что оказывают наибольшее влияние на политическую и экономическую ситуацию, – принимаются исходя из соображений праведного гнева и попранной гордости. Иран долго экспериментировал с такого рода мотивациями и – на сегодняшний момент – выглядит как общество, которое хотело бы действовать иначе. Отметим, что Иран никому не обещал отказываться от своих принципов, а лишь пошел на сделку. Но сам выход из изоляции и, как следствие, оздоровление экономики всегда ослабляют радикалов и консерваторов и поддерживают здоровые силы. Ведь угроза окружающему миру – не Иран как таковой, а Иран, в котором заправляют радикалы и консерваторы. Будет ли российская динамика такой или иной – судить слишком рано.