Уроки войны: победы маленький оркестрик
Философ Александр Рубцов о политической и народной приватизации памяти о Великой ОтечественнойПразднование дня окончания Великой Отечественной – дело святое. Вопрос в том, как мы понимаем эту святость, каким образом она проявляется в нашем отношении к событию. Если нечто в прошлом действительно свято, его принимают во всей доступной полноте и сложности. И наоборот: превращение исторического эпизода в икону оборачивается пропагандистским гламуром, для которого в русском языке припасено одно из сильных выражений – «ничего святого». В памяти о войнах, сколь угодно победоносных, все неоднозначно: здесь не бывает торжества без трагедии, гордости без вины. Понятно, что в дни победы больше празднуют, чем скорбят, да и сами поминки в нашей традиции – скорее способ унять горе. Но вопрос меры остается, и он не снимается обязательным ритуалом. Минуты молчания не дают санкции умалчивать о том, о чем говорить неудобно и не хочется – даже в дни юбилейных торжеств.
Победа неотделима от самого факта войны. Дань памяти погибшим требует еще и понимания причин трагедии, готовности не допустить подобного впредь. Вопрос, что акцентирует обращение к истории: чтобы мы всегда побеждали – или чтобы войн не было? Мы еще долго никуда не денемся от противоречия между победным милитаризмом и историческим пацифизмом. Победа остается в первую очередь заслугой воевавших – как бы при этом ни превозносили подвиги тыла. В такие дни всегда будут ходить с оркестром, печатая шаг и демонстрируя оружие во всей его красе, включая макеты. Но вопрос меры остается. Праздник победы не должен превращаться в «праздник войны», смотры обороноспособности – в демонстрацию воинственности и агрессии, в чистое para bellum. Не за то погибали.
Есть правда в том, что сила предотвращает нападение. Но это не вся правда. И это тем более не все, чему научила мир Вторая мировая, для нас – Великая Отечественная. Коллективная безопасность – отдельная тема. Но даже если великая страна побеждает в великой битве, она терпит поражение как часть человечества уже в силу того, что война была. Можно кого-то победить потом, но начавшаяся бойня уже победила всех. Соблюсти этот баланс трудно: темы скорби и неприятия войны не терпят крикливости и перебора. Если победные восторги непомерны, их не уравновесить столь же громким выражением горя. Остается, в каждую минуту помня о трагедии, удерживать праздничную феерию от перехлестов. Грань тонкая, но уловимая. И есть камертон: достойная сдержанность самих фронтовиков, писателей, прошедших войну...
Антивоенный смысл Победы плохо усваивается из «осажденной крепости», при сидении «в кольце врагов». Но именно из таких высокомерно-изоляционистских позиций как раз и возникают конфликты и боестолкновения, потом – все остальное. Ту войну «персонифицировала» гитлеровская Германия, но готовил ее определенного типа политический и социальный режим. И определенного типа идеология, настрой, дух нации, сама «банальность зла». Войны не начинаются сами – их начинают, причем сначала в голове. Мифы превосходства, узко понятых национальных и государственных интересов, расширения «жизненного пространства» – весь этот идеологический арсенал материализовался тогда в политике силовой экспансии и прямой агрессии. Война – естественная, родная среда для тоталитаризма, какую бы смягченную и гибридную форму он ни принимал. Оружие, мундиры и вечный строй; если нет возможности убивать чужих, убивают своих. Это закон таких режимов.
И это закон тоталитарных войн, в которых человек ничто и цена ему грош, когда людей посылают на смерть ради политической целесообразности, а то и ради пропагандистского эффекта. В обществах с купированной свободой это норма.
Но есть и прямо противоположный результат отечественных войн и побед – антитоталитарный и антиавторитарный. Живые победители в битвах 1812 г. и 1941–1945 гг. возвращались людьми, знающими цену не только строю, но и себе, не только дисциплине, но и личной ответственности, свободе. Украсть у таких людей победу было для власти делом не только «чести», но и самосохранения. История послевоенных репрессий имеет свою логику, это такая же неотъемлемая часть правды, как память об ошибках и преступлениях власти во время войны.
С этим связана проблема политической приватизации самой памяти о войне. О явном или подспудном присвоении этой истории идеологией, партиями, лидерами и властью сказано достаточно. Всегда видно невооруженным глазом, когда войну и победу делают фоном, частью «картинки». Но видна и более общая проблема моральной приватизации победы целыми поколениями. Люди встают в позу победителей, будто это они воевали и сносили все тяжести нашествия. «За НАШУ победу» пьют так, будто это их звала Отчизна и им давали приказ. Эта бытовая гордыня есть и в массовой пропаганде, и выше. Такая боевая решимость часто свойственна будущим уклонистам и дезертирам, да и всем, кому окопы не светят.
В советское время уже шло ползучее перераспределение военных подвигов и заслуг в пользу «штабных писарей» разного ранга. И уже тогда реальная поддержка ветеранов отставала от символической. К концу эпохи страна вовсю гуляла на деньги, которыми можно было раз и навсегда закрыть все проблемы остававшихся в живых фронтовиков. Сейчас ветераны уходят, но остаются инициативы, связанные с сохранением памяти о войне в смысловой, а не ритуальной ее части. Здесь тоже есть проблемы с пропорцией парадно-праздничной составляющей и рутинной работы, которую люди часто ведут, не рассчитывая на государство. Хорошо, если в иностранные агенты не вписывают.
Сейчас тема войны сгущена в информационном пространстве до предела. Препарировать содержание – слова, фразы и целые текстовые массивы – дело сложное и небыстрое, нужна дистанция. Но интегральный образ уже оформился в эстетике, общем тоне и настроении. Ощущение стиля редко обманывает в том, какую политику обслуживает кампания, на какие идейные и психологические аффекты она рассчитана. В этом судействе тоже разводят «технику исполнения» и «художественное впечатление». И уже есть проблемы с чувством меры, особенно в низовых инициативах, которые не сводятся к «перегибам на местах». Об этом лучше помнить, поскольку есть история войны, но есть и история нашего отношения к ней, в том числе всех наших празднований. Мы сейчас отвечаем перед прошлыми поколениями, память о которых чтим, – но и перед будущими. Они поставят нас в один исторический ряд с той войной и без скидок воздадут должное. Это к проблеме «учебника истории».
Автор – руководитель Центра исследований идеологических процессов