Антиправительственные протесты в развивающихся странах стали привычным явлением. В 2010–2014 гг. на улицы выходили жители более чем 30 стран, требуя (и часто добиваясь) смены действующей власти. Изменилась не только частота протестов, но и они сами. Недавние события в Бахрейне, Гонконге, Таиланде, Тунисе и на Украине не похожи на большинство революций XX – начала XXI в. Главные отличия: 1) изменилась организационная структура оппозиционного движения: среди протестующих нет консенсуса относительно того, какого лидера они готовы поддержать, практически сошла на нет роль организаций, участвующих в мобилизации сторонников; 2) у оппозиции часто отсутствует «позитивная повестка» – протестующие солидарны в том, что необходимо отправить в отставку правительство и начать реформы, но у них нет консенсуса в том, как и какие реформы необходимо провести. Отсутствие общей повестки и политических фигур, способных объединить вокруг себя значимую часть недовольных, видится многим наблюдателям корнем неудач оппозиционных движений.
В чем причина такого положения дел? Возможно, справедливы обвинения в том, что нынешнее поколение политиков эгоистично, недоговороспособно и потому не может выработать общую программу действий? Альтернативное объяснение звучит так: на смену лидерам и партиям пришли телефоны и интернет-сервисы (Carne Ross, The Leaderless Revolution, 2011). Его сторонники утверждают, что раньше оппозиционным политикам приходилось объединять усилия, создавать партии, брать на себя бремя организации коллективных действий. Но в мире, где у каждого в кармане подключенный к интернету смартфон, нет спроса на услуги лидеров и их партий.
История протестов и революций последних 60 лет заставляет сомневаться в удовлетворительности обоих ответов. В нашем исследовании (Leaderless Protests? в соавторстве с Дмитрием Дагаевым и Константином Сониным) предлагается следующее объяснение. Используя данные о 313 протестных кампаниях в 115 странах мира, мы показываем, что роль лидеров во многом осталась прежней, а сами они никуда не исчезли. Наоборот, человеку с политическими амбициями, недовольному положением дел в своей стране, в 2015 г. стать оппозиционным лидером проще, чем 10 и тем более 20 лет назад.
Представьте, что жители страны N недовольны уровнем налогообложения. Двадцать лет назад организовать агитационную кампанию в поддержку снижения налогов было затратным делом. Оппозиционным политикам приходилось договариваться и выходить на улицы под общим для всех лозунгом (например, «15% и не центом/маркой/драхмой/гривной больше!»). Сегодня издержки такой кампании стали столь невелики, что появляется много не сильно отличающихся друг от друга лозунгов-кампаний (13, 14, 15, 16, 17%), каждый из которых привлекает небольшую часть недовольных.
Почему так происходит? Время меняет способы, которые лидеры используют, чтобы довести до населения свою политическую программу. Например, до возникновения технологии дешевой массовой печати одним из эффективных способов мобилизации недовольных в Европе была организация массовых банкетов, во время которых политики-ораторы рассказывали собравшимся о своих взглядах на происходящее в стране. Именно так, по-видимому, сформировалась оппозиция времен Французской революции 1848 г. (Jonathan Sperber, Revolutionary Europe, 2006). По мере удешевления технологии печати в XIX–XX вв. журналистика становится основным занятием оппозиционных активистов. А ближе к концу XX в. (скажем, во время революционных событий в Сальвадоре) основную роль в мобилизации недовольных стало играть радио. Дешевизна радиопередатчиков считается одной из причин формирования различных «крыльев» внутри Фронта национального освобождения, каждое из которых имело собственные радиостанции (Christina Meyer, Underground Voices: Insurgent Propaganda in Salvador, Nicaragua and Peru, 1991).
Современным политическим активистам нет нужды, как 100 лет назад большевикам, тратить огромные средства на организацию подпольных типографий и переправку из-за рубежа номеров газеты «Искра». Достаточно обозначить свою позицию в блоге.
Легкость входа на рынок политического лидерства приводит к росту «фрагментации» оппозиции. В 2013 г. на Украине на смену объединявшихся вокруг Виктора Ющенко и Юлии Тимошенко партий оранжевой революции («Сила народа», «Наша Украина», «Пора») пришли «сотни» и «дозоры» – небольшие объединения недовольных граждан. «Сотни» занимали разные позиции в политическом спектре. Среди них было множество националистических групп («Правый сектор» Дмитрия Яроша; редакция «Ведомостей» согласно абз. 2 ст. 4, закона РФ «О средствах массовой информации» (СМИ) от 27.12.1991 № 2124-1 информирует читателя: деятельность этой организации в РФ запрещена), либералов («Отпор»), феминистов («Женская сотня» Ирмы Крат) и даже левых анархистов («Черная сотня»). Отличительной чертой украинской революции 2013–2014 гг. была автономность «сотен», которые выходили на улицы Киева и покидали их независимо друг от друга (Olga Onuch, Tamara Martsenyuk, Sorana Toma, The Ukranian Protest Project, 2015).
Чем грозит эта невыносимая легкость современного политического лидерства? Понимая потенциальную политическую опасность социальных сетей, правительства многих стран стали активно регулировать поведение своих граждан в интернете. Так, в 2012 г. руководство Бахрейна де-факто национализировало основных интернет-провайдеров страны, а в марте 2014 г. правительство Турции заблокировало работу Twitter, Facebook и YouTube. Выводы нашей работы, однако, подсказывают, что это плохая стратегия. Чем легче будет доступ к таким средствам коммуникации, как Facebook, Twitter, YouTube и LiveJournal, тем более разобщенной окажется оппозиция. Если протест происходит в условиях, когда доступ к таким средствам ограничен, он окажется более монолитным и способным сформировать «позитивную повестку». Рост «бремени мобилизации» сплачивает оппозицию, заставляя недовольных политиков объединять силы и средства.
Авторы – докторанты UCLA