Перед Новым годом интернет облетела заметка от журналистки Сары Мендельсон на Foreign Affairs, посвященная анализу политического потенциала российской молодежи (подростков и 20-летних). Не стоит ожидать серьезных политических изменений в стране от следующего поколения россиян, говорится в статье. Их ценности мало отличимы от ценностей среднего россиянина, их взгляды характеризуются не меньшей империалистичностью, антидемократичностью и антизападничеством, а гражданское поведение - не меньшей пассивностью. Печальный вывод: современная молодежь унаследует и воссоздаст путинскую систему и в дальнейшем, а шансы на выход из традиционной российской авторитарной колеи невелики.
Жанр нуар необыкновенно популярен в российской либеральной публицистике, и основные тезисы статьи были в основном некритично восприняты в рунете. Однако аргумент автора не безупречен. Методологически исследование Эллен Мицкевич No Illusions: The Voices of Russia's Future Leaders, на которое ссылается Мендельсон, вызывает сомнения. Мицкевич анализирует специфический контингент ведущих московских вузов, где много «блатных», «хорошо устроенных», «беззаботных». Еще менее очевидны содержательные выводы автора. Молодые россияне как часть российского общества неизбежно разделяют большинство его характеристик. Вряд ли сын сталиниста станет демократом американского образца. Но российская молодежь резко отличается от более зрелых россиян по целому набору характеристик.
Как показывает старший научный сотрудник лаборатории сравнительных исследований массового сознания ВШЭ Максим Руднев на данных European Social Survey, прежде всего за счет молодого поколения россиян в стране наблюдается устойчивый рост уровня «открытости изменениям», этот показатель сближается с западноевропейскими странами. Сходные результаты содержатся в обзоре «Молодежь России» «Левада-центра» (Лев Гудков, Борис Дубин, Наталья Зоркая), опубликованном в 2011 г. Авторы обзора подчеркивают близость межпоколенческих установок россиян, но младшие поколения сильно отличаются от старших. У молодых россиян из больших и средних городов заметнее выражены демократические настроения (разница свыше 10%). Им свойственна более высокая оценка собственных возможностей влиять на ситуацию в стране, проявляя общественную и гражданскую активность. Для них менее характерна идея о спасительной «сильной руке» власти. Взгляды молодежи в сравнении с населением в целом значительно менее советские. Эпоху Путина молодые люди оценивают в основном позитивно, но не столь высоко, как все население: чуть больше 40% молодых россиян не разделяют позитивной оценки времени Путина или затрудняются ее оценить. Поскольку молодым людям обычно труднее сопротивляться пропаганде, с возрастом протестный потенциал этой группы может возрасти.
Среди других заметных отличий большая значимость для молодежи свободы слова. Молодые россияне (особенно из городов) не так сильно включены в регулярный ритуал многочасового просмотра ТВ, а вместо этого больше смотрят кино, чаще бывают на выставках и в музеях, больше читают книги, активнее пользуются компьютером, гораздо больше открыты альтернативным источникам информации и образам «других». Людей, использующих максимальное количество разнообразных источников информации, тоже больше среди молодых.
30% опрошенной городской молодежи владеет иностранными языками, свыше трети бывали на Западе. У 40% там бывали родители (среди молодых москвичей на Западе бывали почти 60%, более чем у половины там бывали родители). Городская молодежь гораздо спокойнее старших поколений в отношении к ЛГБТ. Отношение к Западу как источнику благ, месту работы или отдыха и т. п. среди молодых людей позитивнее, чем у населения в целом. Признание достижений Запада, высокого уровня жизни, степени защищенности и свободы людей в развитых западных странах у городской молодежи России достаточно высоко (выше, чем у среднего россиянина).
В пессимистической картине мира, изображенной Мендельсон, нет места российским антиавторитарным протестам 2011-2012 гг. А значит, ее теория не выдерживает испытания реальностью. Утверждение о полностью негативном отношении к протестам среди россиян, в том числе молодых, неверно. Это отношение менялось со временем под влиянием во многом безальтернативной и подыгрывающей массовым фобиям ТВ-пропаганды. Хотя изначально около половины населения по стране (и больше половины в Москве) сочувствовало протестующим, через год большинство не понимало, зачем люди продолжают выходить на протесты. А мотивы протестующих на майдане в Киеве были полностью извращены и дискредитированы пропагандой (игра с общественным мнением по поводу присоединения Крыма стала поводом и мощным способом дискредитации несогласных внутри страны). Поэтому то, что и в этой ситуации более прогрессивные установки молодых россиян все же прорываются сквозь безальтернативный поток агитации, служит доказательством потенциала молодежи и дает надежду на будущие изменения.
Картина сложнее, чем кажется на первый взгляд. Под покровом общественного мнения, сформированного пропагандой, продолжаются процессы медленного усложнения российского общества. Самым молодым россиянам, конечно, труднее противостоять пропаганде, навязываемым политическим оценкам. И все же они гораздо более открыты миру, чем когда-либо. Пока им живется в России довольно комфортно, но, когда дискомфорт станет ощутимым, убедить их в правильности госполитики будет намного сложнее, чем теперь. И не исключено, что для пессимистично настроенных наблюдателей очередной виток протестов вновь станет совершенно неожиданным.