Мартин Вулф: Страны Балтии сумели достичь невозможного

Идея, что страдания идут на пользу и душе, и экономике, весьма популярна. Ее сторонники считают финансовый кризис доказательством морального разложения, которое можно искупить только покаянием и самоистязанием. Но экономика существует в этом мире, а не в другом. Приверженцы аскезы должны еще доказать, что искупление приносит не только моральные, но и практические плоды. Как это сделать? Приводя соответствующие примеры. В Европе часто кивают на прибалтийские государства, прежде всего на Латвию, которая оказалась поражена кризисом, получила помощь и теперь процветает (во всяком случае, так говорят). Так ли это? И если действительно так, могут ли извлечь урок остальные? Могут, но лишь до определенной степени.

Экономики всех трех прибалтийских государств – Эстонии с населением 1,3 млн, Латвии с 2 млн и Литвы с 3 млн – перед финансовым кризисом бурно росли, подталкиваемые кредитным бумом. В 2007 г. дефицит счета текущих операций Латвии составлял 22% ВВП, Эстонии – 16%, а Литвы – 13%.

Затем явились четыре всадника финансового кризиса: неожиданная остановка притока капитала, коллапс цен на активы, рецессия и дефицит бюджета. В ответ прибалтийские государства решили не отказываться от привязки валюты к евро и задумались о жесткой бюджетной экономии. Латвия в конце 2008 г. также договорилась о получении щедрой помощи от ЕС, МВФ и ряда скандинавских стран.

Были сомнения, что все это сработает. Но, по данным МВФ, с 2008 до 2012 г. Латвия снизила свой скорректированный с учетом экономического цикла дефицит госбюджета на 5,3% от потенциального ВВП, что позволило ей показать небольшой профицит в 0,8% в прошлом году. За тот же период Литва снизила дефицит на 3,3% (статистику по Эстонии МВФ не представил).

Как сработала эта стратегия? Защитники указывают на быстрый экономический рост в последнее время. Экономика Латвии, например, к IV кварталу 2012 г. выросла на 16% по сравнению с самым низким уровнем в III квартале 2009 г. Вот только с IV квартала 2007 г. до дна в III квартале 2009 г. она упала на 25%. ВВП Латвии в IV квартале 2012 г. до сих пор на 12% не дотягивал до своего предкризисного пика. Это куда хуже, чем в Ирландии, Италии, Португалии и Испании. У остальных прибалтийских государств дела обстоят лучше, но и у них спады были очень глубокими.

Эти случаи серьезной рецессии нельзя игнорировать. Общие потери Латвии с 2008 по 2012 г. соответствуют 77% докризисного годового объема экономики. Потери Литвы – 44%, а Эстонии – 43%. В IV квартале 2012 г. латвийский ВВП на 41% ниже уровня, на котором мог бы быть, если бы тренд 2000–2007 гг. продолжился. Аналогичный показатель для двух других государств – 34%. Безработицу удалось уменьшить, но до сих пор в Латвии она, как некогда в Ирландии, достигает 14%.

Следуя стратегии одновременного стимулирования роста и жестких бюджетных ограничений, прибалтийские государства пользовались четырьмя огромными преимуществами. Во-первых, по данным Евростата, в расчете на час затраты на оплату труда в Латвии в 2012 г. составляли одну четверть от средних по еврозоне; 30% показателя Испании и половину показателя Португалии. Учитывая большой потенциал роста производительности, стране не нужно было резкое падение стоимости, чтобы стать конкурентоспособной.

Во-вторых, речь идет об очень небольших и открытых экономиках. Чем более открытой является экономика, тем меньше она зависит от уровня потребления внутри страны, подкошенного рецессией. В таких экономиках, в отличие от более крупных, корректирование за счет внешних факторов становится более действенным, чем внутренние стимулы. С 2007 по 2012 г. дефицит счета текущих операций Латвии уменьшился на 21% ВВП. Для Италии такая корректировка составила бы лишь 0,3%. Торговые партнеры едва почувствовали улучшение показателей Латвии. Но случись такое с Италией – немедленно бы заметили. К тому же население Латвии с 2007 по 2012 г. сократилось на 7,6%, Литвы – на 10,1%. Это явно улучшило картину безработицы. Сократись пропорционально население Испании и Италии, эти страны недосчитались бы 11 млн человек.

В-третьих, иностранные банки играют ключевую роль в этих экономиках. Для еврозоны такое положение дел можно считать альтернативой банковскому союзу: пусть банки стран с крепким бюджетом действуют в более слабых финансовых системах.

Наконец, страны Балтии связали свою судьбу с Европой – иначе им пришлось бы вернуться под зонтик России. У их населения есть причины предпочесть болезненную коррекцию тому, чтобы позволить себе слабость и отречься от Европы. У других пораженных кризисом стран тоже есть свои стимулы сохранить верность Европе, но они куда слабее. Это влияет на их готовность следовать мерам жесткой экономии.

Можно ли считать прибалтийские государства, и особенно пострадавшую от кризиса Латвию, моделью следования жестким мерам? Нет: уж слишком жесткими оказались эти меры. Впоследствии им удалось совместить внешнюю коррекцию и восстановление роста, хотя Латвии еще далеко до прежних успехов, уровни безработицы и эмиграции крайне высоки.

Подходит ли латвийская модель другим, особенно куда более крупным странам? Конечно нет. Представление о том, что к любой экономике, не говоря уже о группах экономик, мы должны подходить с теми же мерками, что и к маленьким открытым странам, – признак интеллектуальной несостоятельности. Просто безумие считать ее моделью для Европы.

FT, 30.04.2013, Антон Осипов