Мария Снеговая: Тупик либерализма

В поисках ответа на извечный вопрос «кто виноват?» россияне часто упрекают Конституцию 1993 г. в том, что, передав чрезмерные полномочия президенту (в ситуации его борьбы с Верховным советом), она обусловила последующий рост влияния исполнительной власти. Однако даже наличествующие в Конституции РФ ограничения президентской власти не мешают их преодолевать. Медведев недавно продемонстрировал это, беспрепятственно увеличив президентский срок с четырех до шести лет. В целом мировой опыт свидетельствует, что извечное стремление правителей к необузданному наращиванию своего влияния сдерживают не столько формальные институты, сколько идеология общества на данном историческом этапе. Укрепляя одни формальные институты, общественные идеологии уничтожают другие, часто оставляя от них только внешний каркас.

Cвежие латиноамериканскиe (Моралес, Чавес), африканскиe (аль-Башир, Бозизе, Гелле, Нкурунзиза, Яйя и др.) и постсоветскиe примеры (Алиев, Каримов, Лукашенко, Назарбаев, Путин и др.) свидетельствуют, что формальные институты (конституция, разделение властей), как правило, не создают достаточных препятствий экспоненциальному росту исполнительной власти, если в обществе отсутствуют другие, неформальные ограничители. Такова судьба не только новоиспеченных институтов, которые обычно страдают несовершенством и нехваткой легитимности. С неудержимым ростом полномочий федеральной власти не может справиться и один из самых совершенных формальных институтов в мире – конституция США.

Для отцов-основателей, как и для других жителей американских колоний, чиновники ассоциировались прежде всего с насилием и притеснениями со стороны короля, который «создал множество новых должностей и прислал сюда толпу своих чиновников, разоряющих народ и высасывающих из него все соки» (Декларация независимости). После окончания Гражданской войны идеология свободного предпринимательства одержала полную победу: «Если вообще возможно говорить о какой-то теории, – писал Джеймс Брайс в 1888 г. в работе «Американская республика», – то ортодоксальная теория экономического либерализма составляет ныне основу как федерального законодательства, так и законодательства штатов».

Будучи особенно озабочены вопросом ограничения федеральной власти – президента и конгресса, отцы-основатели специально четко прописали в конституции все сферы общественной жизни, в которые разрешалось ее вмешательство. Не удовлетворившись простым перечнем допустимых полномочий, они дополнительно внесли в готовый текст конституции специальную 10-ю поправку: «Полномочия, которые не делегированы Соединенным Штатам настоящей Конституцией и пользование которыми не запрещено ею отдельным штатам, сохраняются соответственно за штатами либо за народом». Таким образом, для непонятливых повторялось: федеральное правительство не имеет никаких других полномочий, кроме тех, которые уже перечислены в конституции.

Помогли ли эти формальные ограничения сдержать расползание американского государства в не предусмотренные конституцией сферы? Безусловно, жесткие ограничения полномочий федерального правительства препятствовали постепенному размыванию конституционных норм. Но препятствовали все меньше, по мере того как отношение американцев к рыночной свободе становилось все более левым. Рузвельтовский «Новый курс» и Вторая мировая война утвердили господство смешанной экономики с основным императивом: государство является средством достижения частных целей, и постоянное прибегание к этому источнику льгот и преимуществ прилично и законно. Результатом стало радикальное изменение сути системы (при формальном сохранении всех прежних институтов). Как писал Хайек в «Дороге к рабству», «...только те, кто помнит времена до Первой мировой войны, знают, как выглядел мир в эпоху либерализма. Однако главное – и в этом мало кто отдает себе сегодня отчет – это не масштабы перемен, происходивших при жизни предыдущего поколения, но тот факт, что перемены эти знаменуют кардинальную смену направления эволюции наших идей и нашего общественного устройства. На протяжении 25 лет, пока призрак тоталитаризма не превратился в реальную угрозу, мы неуклонно удалялись от фундаментальных идей, на которых было построено здание европейской цивилизации <...> Мы последовательно отказались от экономической свободы, без которой свобода личная и политическая в прошлом никогда не существовала».

Наиболее свежей иллюстрацией этой цитаты служит рассмотрение Верховным судом Акта о защите пациентов и доступной медицине (The Patient Protection and Affordable Care Act, PPACA), в простонародье именуемого Обамакэр (Obamacare). Акт представляет собой уникальную для США мощнейшую социальную программу, которая покроет медицинским страхованием дополнительные 30 млн американцев и субсидирует покупателей частных медицинских страховок.

Увы, по мнению большинства американцев, PPACA – «победа для всех людей этой страны, жизнь которых теперь станет более безопасной» (Барак Обамa) – является абсолютно неконституционным законом. Прежде всего, закон заставит почти всех работодателей обеспечивать обязательное медицинское страхование (включая покрытие контрацептивов) для всех сотрудников. Но корень проблемы – в так называемом «индивидуальном мандате»: впервые в американской истории федеральное правительство обязывает всех американских граждан приобретать у (страховых) компаний некоторую услугу (страховку) под угрозой законодательного преследования. В случае если американец откажется от покупки страховки, он будет обязан уплатить в казну штраф в районе $95, или 1% дохода в 2014 г. (который вырастет до $695, или 2,5% дохода к 2016 г.).

Несмотря на (пока) незначительные размеры штрафа, мандат представляет собой беспрецедентное расширение полномочий американских властей – право прямого и ничем не обусловленного вмешательства государства в частную жизнь каждого человека. «Правительство никогда не обязывало людей приобрести какой-либо продукт или услугу как необходимое условие законного проживания на территории Соединенных Штатов», – говорилось в заключении бюджетного бюро конгресса. Отныне конгресс не просто диктует американцу, при каких условиях может быть произведен, потреблен или приобретен продукт, но насильно принуждает его совершить некоторую коммерческую транзакцию. Так, если бы ранее конгресс просто регулировал зерновой рынок, то теперь он обязал каждого американца ежемесячно покупать пять батонов произведенного из этого зерна хлеба под предлогом субсидирования фермеров. Поэтому вслед за принятием PPACA в США распространились анекдоты:

– Вы не хотите купить эти яблоки?

– Нет.

– О'кей, с вас $5 штрафа!

Часть сторонников акта обосновывает его законность отсылками к уже существующим мандатам, таким как, например, обязательное автомобильное страхование или обязательное школьное образование. Однако Обамакэр – это особый случай. Во-первых, у штатов в отличие от федеральной власти есть конституционное право осуществлять подобное регулирование. Во-вторых, обязательное образование и автомобильное страхование разработаны с целью защиты прав третьих невиновных лиц – детей, других водителей и пешеходов. Обязательность автомобильного страхования не распространяется на случаи защиты самих автомобилистов или их собственности. В-третьих, машины ездят по государственным дорогам, что до некоторой степени позволяет государству диктовать условия пользования этими дорогами. В-четвертых, американцы, не водящие машины (т.е. не вовлеченные в автомобильный рынок), не обязаны покупать автомобильную страховку. В этом смысле Обамакэр, обязывающий абсолютно всех американских граждан (за вычетом случаев особых финансовых трудностей) приобретать услугу, навязанную им федеральным правительством, действительно не имеет прецедентов в американской истории.

Остановили ли приведенные выше соображения экспансию федерального правительства в частную жизнь американцев? Конечно, нет. Поскольку общественные ожидания (идеология) американцев сегодня вполне допускают вольную трактовку конституции (формальный институт) ради приумножения общего блага, а Обамакэр, по разным оценкам, поддерживают около 50% населения, Верховному суду оставалось лишь найти предлог, который бы придал закону видимость конституционности. Главный судья Робертс с блеском выполнил эту задачу 28 июня 2012 г., предложив конгрессу переименовать «штраф» за отказ от приобретения обязательной страховки в «налог». Налоги отличаются от штрафов тем, что прежде всего служат источником доходов государства, а не видом наказания, поэтому индивидуальный мандат PPACA является по сути именно штрафом. Однако, как объяснил свою лексическую новацию судья Робертс, «у федерального правительства нет права заставить людей покупать медицинскую страховку. У федерального правительства есть право обложить незастрахованных людей налогом».

Верховный суд – последняя кассационная инстанция. Поэтому, если Обама выиграет приближающиеся выборы, PPACA, несмотря на очевидные расхождения с американской конституцией, беспрепятственно вступит в действие и станет еще одной ступенькой на пути продолжающегося расширения полномочий федерального правительства и его вмешательства в частную жизнь американцев. Возможные злоупотребления этим прецедентом безграничны, ведь каждый «эксперимент входит в жизнь общества и стереть его следы невозможно». Однако, как отметил пресловутый судья Робертс, оглашая свое решение, «в нашу задачу не входит защита людей от их политического выбора».