Аркадий Пригожин: Россия больна «кратократией»

В обвале СССР винят то Михаила Горбачева, то Рональда Рейгана, в тяжести первых реформ – Егора Гайдара. Даже цунами, обрушившееся на Фукусиму, приписывают силам, заинтересованным приструнить слишком уж продвинувшуюся Японию (вариант: скомпрометировать ядерную энергетику). Сам слышал эту версию от весьма телевизионного экономиста. Это так называемая «персонификация причинности» – понимание общественных событий как дела рук тайного или явного, но могущественного человека.

В нынешней борьбе это заблуждение очень мешает и дезориентирует республиканские силы. Думаю, надо видеть не субъектную, а системную суть проблемы: страна больна «кратократией». Это социокультурная патология не только госоргана или человека, она типична для ряда восточных обществ целиком, и для России – также.

Власть для больного кратократией – собственность

О чем речь? Для кратократии власть – самоцель; обладание ею дает кратократу наслаждение, сравнимое с либидо в учении Зигмунда Фрейда. Страсть эта давно озадачила литературу, философию, психологию, даже психиатрию. Совсем не очевидна связь такой страсти с алчностью к богатству, что часто незаслуженно приписывают кратократам. Среди них бывают аскеты. В стремлении занять должность ради личного обогащения ничего патологического нет. Тут обычный соблазн, который должен усекаться применением закона. Ведь и многие маниманы деньги не тратят, а копят.

Что так тянет кратократа к предмету его вожделения? Прежде всего возможность самоутверждения над другими. Увеличение собственной значимости в своем воображении и в восприятии окружающих. Принадлежность к ограниченному кругу тех, над кем уже нет начальников. Единственность, исключительность положения завораживает, разжигает кратоманию как навязчивую идею и поглощающее влечение.

А разве борцы (и победители) за посты премьеров, президентов в качественных демократиях мира не склонны к подобным же переживаниям? Многие – да. Но кратократа отличает вот что: даже малая вероятность потери властного поста для него настоящая мука, мысль об этом невыносима – мы видим, они предпочитают смерть даже при возможности эмиграции с гарантией неприкосновенности.

Власть для кратократа – собственность, и, как подлинный собственник, он готов трудиться ради нее на износ, не жалея здоровья, не видя иных радостей. Типичный пример из моей консультационной практики: я работал с одной областной администрацией и среди прочего обнаружил тяжелую перегрузку руководителей департаментов – не менее 14 часов в день нервной, изматывающей и неблагодарной работы почти без выходных. Понятно, я завел тему делегирования полномочий подчиненным. И вот реакция. Как-то один из них с глазу на глаз мне с обидой посетовал: «Я этих полномочий, может, всю жизнь добивался, с какой стати мне ими делиться с кем-то...» Тут и Фрейд не нужен – мелкий кратократ.

Другие симптомы. Управление кратократ сводит только к власти. Оргструктуры, регламенты, стратегия, кадровая политика, служебные функции для него пустые слова, непонятные выдумки. Только личное усмотрение. Поэтому он убежденный самоцентрист, т. е. стягивает на себя множество решений, которые вполне компетентно могут приниматься подчиненными. Отсюда информационная алчность, стремление знать в своем «хозяйстве» все и через любые источники.

Еще: творчество новой власти – создание ее там, где действовали закон и традиции. К примеру, уведомительный принцип замещается разрешительным; навязчивое продление сроков (не четыре, а шесть лет), вместо выборности – фактическое назначенство и т. д. Экспансия личного усмотрения приводит к внедрению в культуру социума родительско-детских отношений. А как же! Единственный, кто имеет всю полноту информации, думает о вас и за вас, знает, что вам хорошо, что вредно. Хотя кое-кто из вас недопонимает... Причем жестко контролирующий родитель оборачивается родителем опекающим, покровительствуя кому-то публично, но опять же по личному выбору.

Конечно, кратократия порождает клановость, вождизм: каждому из своих дается доход по чину на условиях полной приверженности.

В кратократию встроен ген саморазрушения: усмотрение пытается компенсировать дефицит правил, но не поспевает за изменчивостью среды. А значит, накапливается масса нерешенных проблем – под угрозой управляемость, т. е. стабильность как сакральная ценность кратократии. На беспорядки она реагирует денежными транквилизаторами, когда их не хватает – насилием.

Другой порок – выстраивание государства, партии, фирмы под личность кратократа. Они принимают его фигуру и психотип, колебания его настроения, его фобии и личные взгляды становятся системными и институциональными. Они и на личностном уровне вредны. А большие системы раскачивают до предельных нагрузок. Ну а крайние проявления кратократии в том, что, набрав в себя огромную массу власти в изоляции от гражданского надзора, такой клан непременно впадает в криминал. И тогда наступает критическая точка, ибо власть уже просто опасно потерять; клан вынужден держаться всеми силами. Он сам у власти в плену. И сажает общество в карцер.

Такова клиника.

А лечение? Его нет. Только профилактика и взрыв. В качественных демократиях граждане улавливают по слабым сигналам первые же проявления кратократии (сокрытие значимой информации, продвижение неправовых законов, подкуп сторонников и т. д.) и шумно пресекают их. Если общество еще не гражданское, а патерналистское – то кризис, ничто другое. Описанные циклы попадут в короткое замыкание – очередная перестройка, боль реформ... А потом опять?!

Патология не столько личная, сколько общественная

Теперь я предлагаю такой поворот темы. В начале статьи мы условились считать заблуждением персонификацию причинности. Но ведь она налицо. Многие сводят данную болезнь к персоне ново-старого президента, добиваются его ухода. Так ведь кратократия – патология не столько личная, сколько общественная! И в оппозиционном движении видны ее симптомы.

В его фокусе персональная смена власти. На чью? На свою, наверное. Чем именно она будет лучше – непонятно. Очень смущает отрыв политических лозунгов от деловых. Да, лозунгов. Ссылки на тексты программ не для массовых движений. Можно ли показать, как персональная смена власти одного на другого решит жизненные проблемы обычного россиянина? Доступное жилье, цены, дороги, безопасность, образование, медицина – какими конкретно способами произведут там улучшения соискатели власти, буде она им достанется? Ответы – перевести в лозунги, речевки, транспаранты. Видно, как озадачивает митингующих бессодержательность слов ораторов. «Долой!» – а что потом?

Настораживает и другое. Предложения оппозиции пока по большей части зеркальное отражение нынешних порядков. Власть президентская? Сменить на парламентскую! Уже забыто, почему интеллектуалы российской демократии именно так построили Конституцию. Те причины, что, отпали? Если вы уверены – доказывайте. Или: полиция централизована – переподчинить органы общественной безопасности губернаторам. А как употребят их местные кратократы? И гадать нечего. Иначе говоря, непонятно: чем маятниковые решения лучше? Они же породят новые проблемы. Скажите, как вы будете их решать?

Есть и поведенческое подобие действующей кратократии. Цинизм, грязная речь, неуважение друг к другу, нетерпимость, свойственные некоторым деятелям оппозиции. Однако если хамоватая грубость персон из правящего класса отдает чрезмерной самоуверенностью (при такой-то силище все сойдет), то у неимущей оппозиции она выглядит легкомыслием, пацанством.

Требование честных выборов и трудная работа по их обеспечению дадут плоды. Но голосовать на них надо за что-то. Вы убедительно обличаете – для первых митингов достаточно. Но между мной – демонстрантом и мной – избирателем большая разница. До 2018 г. есть время на созревание теневого правительства с сильным конструктивом. Или до 2024-го? Вы уже состаритесь или повзрослеете.