Николай Бобринский: Как новому режиму судить старый режим

Никто не знает наверняка, когда и как произойдет смена политического режима в России. Но от любого ответственного политика, вне зависимости от его взглядов, требуется заранее знать если не сами ответы, то варианты ответов на ключевые вопросы, которые встанут перед новым правительством России в ходе политической трансформации.

Один из них – отношение к противоправным действиям, совершенным прежним режимом или при его попустительстве. Любое новое правительство, намеренное строить свою политику на демократических и правовых началах и желающее дистанцироваться от своих авторитарных предшественников, будет вынуждено обратиться к этой проблеме и разработать комплекс специальных правовых мер (для их обозначения, как правило, используется термин «правосудие переходного периода» – transitional justice).

Если прежнее государственное руководство не способно или не желает пресекать криминальную деятельность в госаппарате, то с ее последствиями обычно имеет дело новое правительство.

Как далеко заходить?

Как далеко назад следует заходить при исправлении беззаконий прошлого? Это зависит от восприятия временных границ упраздненного режима. С какого момента правление Путина стало «авторитарным», «антиконституционным», «узурпаторским»? Или оно было таковым с самого начала? Или же путинское 12-летие лишь продолжение 90-х и вся деятельность постсоветского государства должна быть объектом переходной юстиции? Существует и точка зрения, согласно которой современная российская власть является лишь слегка модифицированным продолжением советской и ее противоправные деяния требуют исправления наряду с преданными забвению преступлениями коммунистического режима. Например, в России не было проведено расследование деятельности КГБ СССР. Совершенные чекистами в советское время преступления до сих пор не получили правовой оценки. Можно оставить эту тему историкам, но можно и восполнить это упущение Ельцина (к тому же оно имело долгосрочные политические последствия, заключающиеся в том, что выходцы из этой сомнительной структуры уже второе десятилетие удерживают власть в стране).

Если судить по сегодняшней критике в адрес Путина, от нового правительства будут требовать проверки конституционности противодемократических реформ и расследования фальсификаций на выборах. Вторая ключевая тема – коррупционные преступления в правоохранительных органах и госаппарате в целом. К этим основным группам можно добавить противоправную приватизацию и последующую фактическую национализацию, оперативную разработку и уголовное преследование по политическим мотивам.

Фальсификации выборов

Попробуем смоделировать практические проблемы правосудия переходного периода на примере самого резонансного политического преступления последнего времени – фальсификаций на парламентских выборах 4 декабря 2011 г. Следует оговориться, что изложенные здесь суждения об этом событии основаны на предположениях и нуждаются в проверке.

С обыденной точки зрения фальсификации на выборах – это прежде всего вбросы и махинации с голосами избирателей на уровне УИК и ТИК. Однако можно с большой долей уверенности утверждать, что за массой разнообразных нарушений в пользу одной конкретной партии стоит единая воля. В отличие от организаторов фальсификаций исполнители зачастую известны – об их причастности к нарушениям есть свидетельские показания и документы.

Вторая особенность этого политического преступления – неполная доказательная база. После 4 декабря поступали многочисленные сообщения о переписанных протоколах, в отдельных случаях – о гибели документов ТИК, например, в результате внезапного затопления помещений или пожара. Можно ожидать, что к моменту начала расследования многие документы, свидетельствующие о фальсификациях, будут утрачены и заменены подложными. Следствию придется опираться в основном на показания свидетелей, что с учетом неизбежного отдаления этих событий во времени и возможного отсутствия независимых свидетелей превратит доказывание преступлений в непростую задачу. Во многих случаях кроме непропорционально высокого (и «округленного») процента голосов за ЕР никаких доказательств не будет (разумеется, «высокий процент» – это вообще крайне сомнительное доказательство).

Наконец, согласно действующему законодательству фальсификация избирательных документов и итогов голосования относится к преступлениям небольшой либо средней тяжести. По истечении соответственно двух либо шести лет с декабря 2011 г. преступники должны быть освобождены от уголовной ответственности.

Преступники и жертвы

Это, разумеется, далеко не полный перечень особенностей фальсификаций на выборах 2011 г., которые придется учитывать в ходе определения политики в их отношении. При этом новое правительство столкнется с несколькими ключевыми дилеммами. Одна из них, впервые сформулированная Самуэлем Хантингтоном, заключается в выборе между расследованием и наказанием виновных и их прощением и забвением совершенных преступлений.

Первый из названных подходов основан на принципе неотвратимости наказания и строгом следовании букве уголовного закона. В этом случае правительство ставит перед собой цель полностью расследовать фальсификации и наказать всех виновных. Эта политика укрепит доверие к новой власти среди недовольных старым режимом и, что много важнее, станет важнейшим воспитательным опытом для участников избирательного процесса, привыкших к безнаказанности нарушений.

Однако при поголовном уголовном преследовании фальсификаторов придется учитывать возможные юридические (названы выше), а равно и организационные (вызванные беспрецедентными масштабами преступлений) ограничения. Кроме того, репрессивный настрой правительства лишит подозреваемых – а в их число в первую очередь попадут рядовые сотрудники УИК и ТИК, скомпрометировавшие себя в день голосования, – стимула раскрывать правду о своем участии в нарушениях и об их организаторах. При условии нормального состязательного процесса в судах это может привести к развалу многих дел и не позволит получить доказательства вины дирижеров фальсификаций.

Нельзя упускать из виду и социально-психологическую сторону вопроса. Массовые процессы против исполнителей (а это десятки тысяч человек) неизбежно усилят общественную рознь. Судя по опыту общения наблюдателей на выборах со своими визави из комиссий, многие из последних вовсе не воспринимают махинации при подсчете голосов как нечто преступное. Обвинительные приговоры будут восприняты многими как несправедливые репрессии. Будут говорить: «Мы ни в чем не виноваты, нас заставили». Для новой власти это раздражение окажется очень некстати.

В основе противоположного подхода лежит представление об отсутствии вины организаторов и исполнителей фальсификаций. Согласно этой концепции они не преступники, а жертвы системы, принуждением и угрозами вовлекшей людей в махинации. Система же олицетворяется ограниченной группой руководителей старого режима.

Этот метод может быть оправдан политическими соображениями. Общество, в том числе и та его часть, которая в прошлом помогала власти претворять в жизнь ее противоправную волю, переносит вину за массовые на деле преступления на Путина и его приближенных и с помощью такого самооправдания консолидируется в отрицании прежних правителей. «Виноваты они, мы – такие же жертвы, как и все остальные». Можно сравнить эту операцию (разворачивающуюся скорее в пропагандистском и социально-психологическом, чем в правовом измерении) с жертвоприношением. Путин здесь уподобляется ветхозаветному Ионе, которого нужно сбросить с корабля, чтобы очиститься от исходящей от него неправды.

Однако подобный эксперимент основан на весьма шатком нравственном основании и прививает человеку безответственность. Если оправдать обман и махинации пресловутой «системой», ничто не помешает людям подчиниться новой «системе» в следующий раз.

Возмездие или правда?

Выбирать придется не только между репрессиями и забвением, но и между юридической ответственностью и правдой. Уголовное расследование не сможет дать сколько-нибудь полную картину столь масштабного преступления, как фальсификации на федеральных выборах. О том, как все происходило на самом деле, могут рассказать непосредственные участники событий, но подвигнет их к этому лишь возможность таким образом избежать наказания. Правда в обмен на амнистию – такая сделка с людьми, причастными к фальсификациям, дает несколько преимуществ. Признание махинаций самими участниками событий создает почву для общественного консенсуса по поводу того, что это преступление действительно имело место в подобных масштабах. А добровольное раскрытие своей роли в фальсификациях предполагает некоторую степень раскаяния или по крайней мере отказ от подобных поступков в будущем. Для такого не сопряженного с уголовным процессом расследования могут быть созданы особые общественные органы. Стимулом для сотрудничества с ними послужит ограниченный срок амнистии: отказавшихся от добровольного признания после его истечения будет ждать нормальное следствие и суд.

Но правда в обмен на амнистию отнюдь не гарантирует искренности фальсификаторов, проверить которую, разумеется, невозможно. Следовательно, «очистительный эффект» подобного рода переходного правосудия не очевиден. А принцип неотвратимости наказания, важнейший для воспитания в обществе уважения к выборным процедурам, в этом случае не будет исполнен. Помимо уголовного преследования фальсификаторов новому правительству предстоит решить вопрос о том, могут ли эти люди занимать должности, требующие общественного доверия и моральной состоятельности. Формально причастные к фальсификациям учителя уже сейчас могут быть уволены за совершение «аморального поступка», а чиновники – за утрату доверия, поэтому новому правительству даже не нужно будет принимать для этого специальные законы. Но целесообразно ли проводить массовые увольнения и если да, то при каких условиях? Согласно исследованию влияния на общество различных форм люстрации, проведенному американским социологом Романом Дэвидом, увольнения причастных к преступлениям прежнего режима чиновников повышают уровень доверия к новому правительству. Однако нужно принимать во внимание и риски – они аналогичны возможным отрицательным последствиям массовых уголовных репрессий.

Cui prodest?

Особая проблема правосудия переходного периода применительно к выборным фальсификациям – правовая оценка действий их «выгодоприобретателей», т. е. депутатов от «Единой России». Они, по всей видимости, напрямую не участвовали в фальсификациях, однако воспользовались их плодами, заняв в парламенте места, которые должны были отойти другим партиям. С формальной точки зрения в действиях депутатов от ЕР нет ничего противоправного. Однако можно утверждать, что, сохранив за собой мандаты в условиях широчайшего распространения информации о нарушениях и вызванного этим общественного возмущения, они разделили с организаторами фальсификаций если не юридическую, то политическую ответственность за совершенные деяния.

Деятельное приятие единороссами сфальсифицированных результатов декабрьских выборов позволяет усомниться в том, что эти лица в дальнейшем будут лояльными демократическому правовому строю, и может быть основанием для ограничения их политических прав, например пассивного избирательного права.

Подготовка правовых мер для поставторитарной трансформации – это не дележ шкуры неубитого медведя. Открытый и серьезный разговор на эту тему уже сейчас заставит соучастников противоправных действий нынешнего режима задуматься, на что им рассчитывать в будущем и не стоит ли заблаговременно перейти на сторону закона.