Cергей Дьячков, Владислав Иноземцев: Новый регионализм, а не новая столица
Чем более замедляется поступательное развитие страны, тем активнее выдвигаются умопомрачительные по своим масштабам проекты, якобы призванные придать ей новый динамизм. При этом речь практически никогда не идет о высвобождении той энергии, которая скрыта в нашем великом народе, – скорее обсуждаются бюрократические игры, призванные подчеркнуть величие государства, а не человека. Но Олимпиады, саммиты, мосты в никуда и тоннели из ниоткуда меркнут перед по-настоящему масштабной затеей – переносом столицы из Москвы: то ли за МКАД, а порой и подальше, куда-нибудь на Урал, в Сибирь, а то и вовсе на Дальний Восток.
Эта идея вбрасывается то чиновниками, то экспертами. В качестве кандидатов предлагаются Казань, Екатеринбург, Тобольск, Новосибирск, Красноярск. Международник Сергей Караганов говорит о потенциальной столице во Владивостоке. Политолог Борис Межуев и сенатор Евгений Тарло говорят о важности рассредоточения столичных функций – и это рассредоточение тоже ориентировано на восток.
Такие идеи кажутся нам опасными по крайней мере по двум причинам. Во-первых, они не имеют разумного обоснования с точки зрения современной практики. Вспоминают перенос столицы из Киева во Владимир и из Москвы в Петербург, имея в виду, что такие шаги ведут к освоению окраин и росту динамизма. Говорят о значении Сибири чуть ли не как геополитического центра мира, цитируя Карла Хаусхофера и других не очень современных нам авторов. В таком случае мы оказываемся в плену давно уже отживших практик и концепций, забывая о меняющемся мире, в котором уже нет неосвоенных окраин, а морской транзит куда выгоднее континентального.
Во-вторых, идея переноса столицы на восток укажет на явно регрессивный вектор в движении России – на ее закрытость, подтверждаемую желанием уйти как можно глубже «в центр» Евразийского континента; на закрепление сырьевого характера экономики, отражаемого обретением сырьевыми территориями столичных полномочий. Сигнал, подаваемый этим шагом, ясен: Россия – сырьевая не европейская страна, панически боящаяся активных контактов с внешним миром.
Кроме того, следует иметь в виду те задачи, которые обычно решает появление столицы в относительно небольшом (или даже новом) городе. Их мы бы выделили три.
Чаще всего расположение столицы не в крупнейшем городе страны присуще не исторически сложившимся государствам, а искусственно формирующимся нациям с сильными элементами федерализма. Вашингтон, столица США с 1791 г., по закону от 16 июля 1790 г. обладал экстерриториальным статусом, исключавшим влияние отдельных штатов на федеральную власть. Оттава, столица Канады с 1857 г., располагается на стыке франкоязычной и англоязычных частей единой Канады, созданной в 1840 г. Канберра, столица Австралии с 1927 г., была выбрана в качестве компромисса между штатами учрежденного в 1901 г. Австралийского Союза.
Во всех случаях решение служило смягчению внутренних противоречий. Нередки случаи создания столицы для утверждения измененной идентичности государства или указания на появление качественно нового государства на месте ранее имевшихся имперских структур. Классические примеры первого варианта – Константинополь в 330–395 гг. и Санкт-Петербург в 1712–1918 гг.; второго – Анкара (с 1923 г.) и Исламабад (с 1960 г.). При этом во всех этих случаях новые столицы становились самыми крупными или одними из самых крупных городов соответствующих государств. Наконец, иногда новые столицы создаются для придания нового качества государственному управлению, «отрыву» бюрократии от рычагов экономической власти. Тут, разумеется, вспоминаются Бразилиа (столица Бразилии с 1960 г.) и казахстанская Астана (с 1997 г.).
На наш взгляд, попытка переноса столицы в российском контексте не несет никакого позитивного сигнала – скорее она свидетельствует об истеричности высшего звена отечественной бюрократии, не имеющего плана и стратегии развития страны и ее макрорегионов и пытающегося отвлечь общество от куда более насущных проблем.
Успешность региона большой страны вовсе не обязательно связана с нахождением на его территории столицы. Самые развитые регионы Италии – окрестности Милана и Турина, а не Рима. В Германии это Бавария и Северный Рейн – Вестфалия, а не Бранденбург. Движитель американской экономики – скорее Калифорния, чем Мэриленд.
Если уж делать Сибирь очагом формирования новой повестки дня развития страны, то ее идентичность должна основываться скорее на противостоянии паразитирующему административному центру, чем на стремлении самой Сибири стать таким центром. Жители Новосибирска и Красноярска время от времени спорят о том, какой из этих двух городов более достоин называться столицей Сибири, но мало кто из них желал бы впустить надолго в родной город столичных бюрократов с их мигалками и спесью. При этом существует еще один аспект проблемы – финансовый.
С одной стороны, это банальные бюджетные ограничения. Сегодня органы федеральной власти занимают в Москве площади в 4,9 млн кв. м и дают работу почти 600 000 человек. Ни одна попытка сокращения бюрократии в России не приносила результата. Следовательно, нужно исходить из потенциального перемещения существующего числа наших недешевых дармоедов – и при этом ясно, что ни один из сибирских городов не может обеспечить нужного количества обслуживающего персонала. Сегодня утверждается, что намечаемый перенос правительственных зданий за пределы МКАД обойдется в 419 млрд руб., или $12,7 млрд, во что лично мы не верим, учитывая, что перенос столицы в Астану в 1997–2004 гг. потребовал инвестиций более чем в $13 млрд. Перенос же столицы в один из сибирских городов будет стоить в несколько раз дороже, и при этом, как показывает пример тех же Алма-Аты и Астаны (а также Петербурга и Москвы), большая часть чиновников не сменит окончательно места жительства, и мы получим скорее не новую, а очередную «столицу», которую и придется содержать налогоплательщикам наряду с прежней.
С другой стороны, это очевидные коммерческие интересы нынешних правителей. В России практически каждый крупный чиновник – от начальника отдела в министерстве до первого вице-премьера – является бизнесменом и тесно аффилирован с различными финансово-промышленными группами. Перенос столицы противоречит интересам тех, кто вложился в московскую и подмосковную недвижимость, развил в столице финансовый бизнес, контролирует московские городской и областной бюджеты. Для чиновников из Белого дома и Кремля желать переноса столицы даже более иррационально, чем выходить на митинги с требованием отставки Путина и расформирования партии жуликов и воров. Никакие распилы и откаты на почве строительства нового стольного града не компенсируют катастрофических потерь в стоимости активов, которые затронут их всех в случае отвода «потоков» от Москвы. И чиновники понимают это намного лучше экспертов – они не только собираются изменить местоположение правительственных учреждений всего на считанные километры, но даже раздвигают административные границы Москвы, чтобы никому не пришло в голову, что она утрачивает столичные функции. И это, на наш взгляд, говорит много о реальной «свободе маневра» у бюрократов.
В последнее время в самом большом городе востока России, Новосибирске, объединенная оппозиция все чаще выходит на площади с лозунгом «Хватит кормить Москву!». На наш взгляд, этот лозунг не только своевременен, но и весьма прогрессивен – и именно поэтому объединяет сибиряков самых разных политических взглядов. В Москве живет 9% населения России, но тут «на бумаге» создается 19% валового продукта страны, сосредоточено до 30% коммерческой недвижимости, а бюджет Москвы превышает бюджеты 10 следующих за ней по «богатству» субъектов Федерации, вместе взятых. Лондон и Париж населяют до 16–17% жителей Великобритании и Франции, но на них приходится не более 20–23% ВВП этих стран. Москва – огромный пузырь. Его протыкание приведет к катастрофическим последствиям, а надуть что-либо подобное в другом регионе невозможно. Поэтому мы считаем, что у государства по большому счету есть единственный метод политического стимулирования экономического роста – усиление регионализма, означающего оттягивание у Москвы как властных полномочий, так и финансовых потоков; сокращение отправляемой в центр «дани»; переток в регионы предпринимателей и интеллектуалов. Россия должна научиться развиваться с меньшими региональными перекосами, но перенос столицы, пожалуй, самый неэффективный способ решения этой задачи.