Консервативная мобилизация привела к существенным результатам. Во-первых, выиграны президентские выборы, причем даже часть оппозиционеров уверена, что Путин действительно победил уже в первом туре (спорным является лишь конкретный результат).
Во-вторых, отношение в обществе к массовым акциям оппозиции стало меняться не в лучшую сторону. По данным ВЦИОМ, в мае поддерживали выступления протеста 22% опрошенных (в декабре 2011 г. было 35%), осуждают – 40% (было 24%). Впрочем, из этих 40% большинство – 26% – полагают, что люди имеют право на участие в них, и лишь 14% советуют их запретить.
Однако проблема власти не столько в оппозиционерах, сколько в лоялистах, которые готовы поддерживать ее в обмен на реализацию патерналистского запроса. Если их ожидания будут обмануты, то поддержка власти будет сокращаться как шагреневая кожа. А возможности для проведения популярной политики крайне ограничены из-за нестабильности мировой экономической конъюнктуры.
Еще одна существенная проблема – пределы консервативной мобилизации, которая при ближайшем рассмотрении носит ограниченный характер. Общественные слои, на которые ориентирована власть, как отмечалось в первой части («Три слоя общества», «Ведомости» от 18.06.2012), в основном инертны, их трудно раскачать, убедить в необходимости самостоятельных действий. Но и сама власть, похоже, опасается слишком большого размаха деятельности своих сторонников, которую она не сможет полностью контролировать. Нового попа Гапона (по аналогии с драматическими событиями столетней давности, когда лояльная рабочая организация стремительно радикализировалась) никто выращивать не собирается. Поэтому властные политические проекты не выходят за привычные рамки симулякров.
Оппозиция и власть
Что касается оппозиции, то ее главное завоевание – выход из маргинального состояния. Снят барьер между системными (допущенными к участию в выборах) и внесистемными (электорально дискриминируемыми) политическими силами. Однако нынешняя ситуация связана для оппозиции и с новыми проблемами. Произошло ее размежевание, причем не по идеологическому признаку, как предполагалось ранее, а по отношению к власти. Здесь можно провести определенную аналогию с ситуацией столетней давности, когда в России также складывалась многопартийность.
Сразу отметим, что полноценных «большевиков» в современной России нет. В большевизм играет лишь Эдуард Лимонов, для которого все организаторы массовых митингов являются слишком умеренными. «Меньшевики» существенно многочисленнее (отметим, что настоящие меньшевики были весьма жесткими участниками рабочего движения, не исключавшими, в отличие от большевиков, компромиссов с буржуазией). Это и Алексей Навальный, и Сергей Удальцов, и Борис Немцов, и Илья Яшин, и Илья Пономарев, и Евгения Чирикова. Они сосредоточены на главной задаче – добиться смещения Путина с поста президента, чему подчинена вся их деятельность. Эта задача нашла свое отражение в манифесте, принятом на «Марше миллионов» 12 июня. В тактических вопросах, в отличие от большевиков, они готовы проявлять известную гибкость (Удальцов даже входил в состав рабочей группы по политической реформе, организованной по инициативе президента Медведева), подчеркивая желательность мирных методов борьбы и неприятие революций (что соответствует настроениям абсолютного большинства оппозиционеров). Они отдают приоритет уличным акциям и надеются, что уличный политический протест уже в ближайшее время будет дополнен массовыми социальными выступлениями, которые приведут к коллапсу режима. «Меньшевики» имеют существенную поддержку среди оппозиционных активистов, но «колеблющиеся» избиратели относятся к ним настороженно или отрицательно.
«Кадеты» существенно умереннее «меньшевиков». К ним относятся как оппозиционные политики (например, Владимир Рыжков), так и деятели культуры, «лидеры мнений», присоединившиеся к оппозиции (Борис Акунин, Леонид Парфенов, Сергей Пархоменко). Они также негативно относятся к власти, но считают задачу смещения Путина неактуальной из-за сохраняющейся (даже при изменении ее качества) общественной поддержки президента – демонтаж режима они представляют себе в качестве длительного процесса. «Кадеты», как и их исторические предшественники, ориентированы не столько на уличные акции – хотя и не отвергают саму возможность их проведения, – сколько на электоральную политику, рассчитывая использовать расширившиеся после декабря 2011 г. возможности. В марше 6 мая «кадеты» не приняли участия. Однако после многочисленных задержаний в Москве (не только 6-го, но и 7–8 мая, когда «белоленточный» протест носил сугубо мирный характер) «кадеты» приняли ключевое участие в организации массовых акций, прошедших без эксцессов, – «прогулки писателей» и марша 12 июня. Характерно, что Пархоменко, вложивший немало сил в проведение марша 12 июня, не выступал с трибуны, не поддержал радикальную декларацию, зато продвигал идею референдума по досрочным выборам Московской городской думы (как более умеренного проекта по сравнению с идеей «валить» федеральную власть, но способного создать плацдарм для оппозиции).
Наконец, «октябристы» еще умереннее «кадетов». К ним можно отнести Михаила Прохорова и Алексея Кудрина. Первый участвовал в президентских выборах, допуск на которые осуществлялся с неформальной санкции Кремля. Второй еще в прошлом году входил в правительство Путина и сохранил с ним дружеские отношения. В отличие от кадетов они выступают не за демонтаж режима (пусть и в будущем), а за его «капитальный ремонт», существенную – а не имитационную – политическую либерализацию. Оба сходили на митинги, но им там было крайне некомфортно – в непривычной аудитории, в компании с радикальными политиками. Оба проявляют осторожность при принятии политических решений – если Прохоров уже решился на создание партии (правда, пока в виде «кадрированной дивизии» из 500 «офицеров»), то Кудрин, похоже, взвешивает свои шансы, ограничиваясь формированием вокруг себя экспертного сообщества. Разница в их нынешнем положении связана с тем, что Прохоров, как бывший кандидат в президенты, уже оказался вовлечен в электоральные процессы – и не мог слишком долго медлить с созданием партии (его сторонники проявляли явное нетерпение, грозившее перерасти в разочарование). Кудрин же может подождать – в электоральную политику он вовлечен не в такой степени, как Прохоров. Кроме того, судя по всему, он не расстался с мыслью вернуться в правительство – а это удобнее сделать с позиции статусного эксперта, чем лидера миноритарной партии (особенно если ей в условиях усиливающейся конкуренции не удастся получить высокий рейтинг).
Разделение между различными течениями существует внутри существующих политических сил. Так, в «Справедливой России», созданной как конгломерат различных политиков, стремившихся выжить после ликвидации одномандатных округов, есть и «октябристы» (Сергей Миронов), и «кадеты» (Валерий Зубов), а Илья Пономарев явно близок к «меньшевикам». Точно так же «кадет» Рыжков и «меньшевик» Немцов являются лидерами «Парнаса». В то же время процесс носит не только разделительный характер – участие в совместных мероприятиях и организационных структурах сближает представителей соседних течений, хотя взаимодействие «октябристов» и большинства «меньшевиков» и представляется крайне проблематичным.
Тактика власти в отношении различных групп оппозиции напоминает столыпинскую (Путин, как известно, является поклонником этого государственного деятеля). С «октябристами» налаживать отношения, не мешать их развитию, но во власть приглашать лишь в исключительном случае, при отсутствии другого приемлемого решения. «Кадетов» неохотно терпеть, но ограничивать их амбиции «местным уровнем», стараясь не допускать расширения их влияния. «Меньшевиков» стремиться вытеснить на глубокую периферию, но по возможности мерами административной юстиции, хотя и не исключая уголовного преследования части активистов.
Что дальше?
Представляется, что в ближайшее время власть будет проводить политический курс, исходя из логики «шаг влево – шаг вправо». Сознательный выбор реформаторского или реакционного курса маловероятен – скорее всего, власть будет реагировать на конкретные вызовы, предпочитая тактику стратегии. Последовательные либеральные реформы (в варианте Прохорова – Кудрина), несмотря на субъективные пожелания их инициаторов, все равно ведут к демонтажу системы – пусть менее болезненному, более длительному. Но власть не ощущает себя загнанной в угол, чтобы идти на подобные меры – тем более что консервативная мобилизация пока продолжает действовать. Реакционная политика в чистом виде также вряд ли возможна – ограничение прав и свобод, закручивание гаек, не затрагивающее высшую бюрократию, не одобрит большая часть «колеблющихся» россиян. А для того чтобы открыть огонь по штабам, у власти нет достаточного ресурса – Путин все же не Мао Цзэдун, пришедший к власти после многолетней гражданской войны; бюрократия является опорой его режима, выдергивание которой может обрушить всю конструкцию. А кандидаты в российские хунвейбины из движения «Наши» полностью провалились еще в декабре.
Судьба оппозиции в ближайшее время будет зависеть от политики власти. Зажим наиболее радикальной ее части, скорее всего, приведет к сближению различных оппозиционных групп, вне зависимости от желаний власти. Обыски в квартирах радикалов осудили все участники оппозиции, вне зависимости от их взглядов – иная позиция немедленно и полностью изолировала бы ее авторов от «площади», для которой Удальцов и Навальный были и остаются своими. В то же время если власть оставит своих оппонентов в покое, то их разногласия все чаще будут вырываться на поверхность – как это было перед маршем 6 мая. Механизмом взаимодействия оппозиции в ближайшие месяцы станут выборы в координационный совет, который должен стать легитимным представителем протестующих, – и здесь можно ожидать конкурентную борьбу между «меньшевиками» и «кадетами» («октябристы» в этом процессе участвовать не будут, за исключением, быть может, отдельных фигур «второго ряда»).
Дальнейшее развитие событий зависит от степени роста социального протеста. Он может зашкаливать как из-за непопулярных решений власти, так и в связи с мировой экономической конъюнктурой – а возможно, эти два фактора будут сопутствовать друг другу. В этом случае инерция может уступить место судорожным решениям, продиктованным чрезвычайностью ситуации; крайние сценарии – закручивания гаек (с затрагиванием интересов значительной части элит) и попытки либерализации – становятся более реальными. Но режим сильной руки без поддержки наиболее активных слоев общества вряд ли просуществует долго в современном глобальном мире. А диалог с оппозицией власти предстоит проводить в менее выгодных условиях, если он будет носить характер уступок со стороны слабеющей власти (как это было в конце 1980-х гг.), а не являться сознательным выбором сильнейшей стороны в политическом процессе.
Первая часть статьи «Турбулентная Россия» опубликована вчера, 18.06.2012.
Авторы – президент и первый вице-президент Центра политических технологий