Владислав Иноземцев: Превентивная демократия
Cемь лет назад, 28 апреля 2005 г., Виталий Третьяков в своей статье в «Российской газете» ввел термин «суверенная демократия», заявив, что «это понятие представляет собой квинтэссенцию политической философии Владимира Путина». В конце 2006 г. Владислав Сурков выступил в журнале «Эксперт», где определил подобную систему как режим, «при котором власти, их органы и действия выбираются, формируются и направляются исключительно российской нацией во всем ее многообразии и целостности». После этого новая идея начала самостоятельную жизнь.
Термин «суверенная демократия» применялся для обозначения системы, в которой решения принимались, конечно, не российской нацией, но от ее имени. При наличии воображаемой целостности мнением противников режима можно было пренебречь. Именно поэтому «суверенная демократия» задавалась целью не обнаружить проблемные точки в развитии общества, а замаскировать их – или позволить «национальному лидеру» и его окружению не замечать любых иных позиций.
Политическая жизнь в такой системе была сведена к имитации, экономика контролировалась членами правящего клана, любые попытки изменить существующий порядок конституционным путем подвергались профанации. «Суверенная демократия» позволяла управлять в условиях стабильности, но вопреки чаяниям, в том числе и ее идеологов, не продуцировала этой стабильности. Ее успешность была столь же иллюзорной, как и политические формы, которые она порождала.
Главная проблема данного режима обнажилась в 2011 г. Демократия, какой бы она ни была, не инструмент реализации болезненно-монархических стремлений «национального лидера». Чтобы оставаться демократией, она должна обеспечить обновляемость власти при сохранении элементов преемственности. Именно такого «экзамена на зрелость» «суверенная демократия» не сдала 24 сентября 2011 г. С этого момента стала очевидной потребность перемен.
Сегодня российская власть не может допустить нормальной либеральной демократии. В обществе, где власть вытекает из собственности и покупается за деньги, где силовые органы утверждают правовой нигилизм, где коррупция выступает важнейшим элементом управленческой вертикали, либеральная демократия невозможна. Поэтому страна стоит перед непростым выбором: либо система будет разрушена силой, а элита подвергнута люстрации и гонениям, либо оппозиция будет сломлена репрессиями, а страна на долгие годы станет источником утекающих капиталов и спасающихся бегством креативных граждан.
В такой ситуации требуется парадигма, которая позволит модернизировать Россию управляемым образом, не чреватым политическим хаосом. Система, предполагающая более тонкую, чем «суверенная демократия», настройку, не будет в полной мере демократической, но станет явным шагом вперед в процессе развития страны.
То, в чем сегодня нуждается Россия, можно назвать «превентивной демократией», целью которой является принятие и усвоение политической элитой сигналов, поступающих от гражданского общества. Пока власть стремится максимально обострить отношения между собой и гражданами. Побеждает на выборах мэра оппозиционный кандидат – надо назначить его проигравшего противника и. о. мэра, пусть хотя бы на пару недель. Выходят несогласные на улицы – ужесточить закон о митингах. Начинают регионы возмущаться произволом Москвы – вывести из конституционного поля чуть ли не треть России, создав Министерство по делам Дальнего Востока. Все это – путь в тупик. Успешные страны – даже авторитарные – никогда не обходились без применения энергии масс. Власть недолго может держаться только на спецслужбистах, полицейских и налоговиках. Залог выживания режима, да и нормального развития страны, состоит в усвоении властью требований народа.
«Превентивная демократия» – это система, ориентированная на принятие сигналов от граждан, их усвоение и учет их в повседневной политической практике; на инкорпорирование оппозиционных деятелей и использование их энтузиазма в борьбе с самыми очевидными пороками властной пирамиды; на перенятие повестки дня, предъявляемой обществом, и не выхолащивание ее, а четкое разделение на этапы возможной реализации ради постепенного претворения в жизнь. Иначе говоря, «превентивная демократия» – это механизм перехода от «суверенной демократии» к нормальному, принятому во всем мире политическому режиму. В ее рамках власть должна принимать новые элементы повестки дня и инкорпорировать в себя новых людей, четко определяя при этом темпы перемен. Застой есть залог краха; развитие, пусть и медленное, – условие выживания.
Общество ощущает – и дает власти понять – необходимость перемен как минимум в трех аспектах. Во-первых, оно требует реальной модернизации, а не демагогии. России позорно не производить продукцию, которую давно освоил Вьетнам, не иметь и десятой части автодорог Китая, не обладать ни одним университетом мирового класса. Во-вторых, оно требует минимальной законности, отказа от неприкасаемости полицейских и чиновников, независимости судов, элементарных прав на свободу слова и собраний. В-третьих, оно требует открытости экономики и общества, отказа от создания из остального мира врага, от поиска внутри самой России «пятой колонны» из тех, кто не понимает, почему они должны любить зарвавшуюся питерскую шпану. Эти требования не только понятны, но и рациональны.
Если власть хочет долго и успешно управлять обществом, ей нужно делать это общество успешнее. Экономический рост не должен подпитываться только трубой – он должен основываться на современной высокотехнологичной индустриальной системе, должен порождать потребность в квалифицированных и творческих гражданах. Авторитет власти не может проистекать только из омоновских орд – в интересах элиты создать условия, в которых общество чувствует себя защищенным. Наконец, крайняя укорененность власти за границами собственной родины делает ее антизападную риторику попросту гротескной; обличение государств, в которых «припаркованы» капиталы наших министров и учатся их дети, не вызывает ничего, кроме смеха. Избавиться от гротеска, который ежечасно продуцировала система «суверенной демократии», – значит попытаться выжить. Продуцировать его и дальше – значит совершить политическое самоубийство. Если элита хоть в какой-то мере связывает свое будущее со страной, которой пока управляет, ей нужно пойти на медленный демонтаж построенной системы, на своего рода организованное отступление.
Уверен: этот рецепт не вызовет энтузиазма ни у власти, ни у оппозиции. Но нужно исходить из того, что общество сегодня расколото. Многие хотят перемен – но, скорее всего, не большинство. И для власти нет угрозы в демократически избранных мэрах и депутатах местных заксобраний, которые сделают систему более эффективной. Нет и проблем с судами, которым можно позволить выносить правомочные решения, не идущие вразрез с фактами и здравым смыслом. Никому не станет хуже от развития среднего бизнеса и утверждения прав инвесторов – нашим верхам хватит госкомпаний и бюджета, чтобы жить столь же безбедно, как и прежде. Либеральная демократия, которой так боятся приверженцы «суверенной», необязательна для модернизации и верховенства закона. В том же Сингапуре, где не было и нет этой демократии, власть блестяще усваивает сигналы, посылаемые ей обществом, и оказывается, что ни низовое избирательное право, ни независимость судов, ни соблюдение прав собственности и интересов инвесторов не противоречат принципу сохранения власти в руках определенной группы и даже ее наследованию.
Конечно, лозунг Че Гевары «Будьте реалистами – требуйте невозможного!» звучит красиво. Но следовать ему в столь важный момент развития страны не обязательно. Мы должны требовать возможного – всякий раз все нового, все более соответствующего нашим представлениям о должном. Протесты должны заставить власть меняться вместе с обществом, предупреждая его следующий шаг и его очередные требования. Инструментом этого может стать система, которую я условно называю «превентивной демократией». Думаю, она может дать ответы на многие острые вопросы, стоящие сегодня перед страной. «Превентивная демократия» – своего рода инструмент национального примирения, причем примирения, происходящего не после гражданской войны, а до ее начала. Его ценой должен стать отказ от «квинтэссенции политической философии Владимира Путина». Потому что система, которая ставит выживание одного лидера выше сохранения самой себя, лишена чувства самосохранения и должна исчезнуть.