Григорий Явлинский: Отделить власть от собственности
Недавно премьер-министр Владимир Путин вновь высказался в том смысле, что хотел бы закрыть тему нечестной приватизации в 1990-х гг., но пока не знает возможного механизма. Его слова о намерении вернуться к вопросу о т. н. «приватизационном» налоге, прозвучавшие на февральской предвыборной встрече в РСПП, уже вызвали целый ряд заявлений, комментариев, публикаций по проблеме приватизации 1990-х гг., включая печально известные залоговые аукционы, и ее наследия, требующего принятия определенных политических решений. Мнения, как правило, варьируются от отрицания наличия здесь какой-либо проблемы («вопрос можно считать закрытым и ворошить его не нужно») до констатации большого количества технических трудностей и, соответственно, непрактичности использования денежного платежа как метода легитимации собственности, полученной в процессе приватизации.
Тема, очевидно, требует серьезного обсуждения, и, поскольку в этой связи активно упоминалось мое имя, я считаю необходимым напомнить суть моей позиции более подробно и, учитывая контекст развернувшейся дискуссии, заново сформулировать некоторые тезисы.
Суть и контекст предложений
Во-первых, тот факт, что предложения, сделанные почти 10 лет назад, до сих пор вызывают живые отклики, если не сказать страсти, доказывает, что проблема легитимации приватизированной в 1990-е гг. крупной собственности а) существует и б) остается нерешенной. В ряде своих выступлений в прессе в середине 2000-х гг. я действительно говорил и писал о возможности выплаты бенефициарами т. н. залоговых аукционов денежной компенсации за производственные активы, полученные ими от государства, в сущности, мошенническим способом. Но если обратиться к контексту моих предложений, нетрудно заметить, что они высказывались в процессе размышлений о том, как следует решать проблему легитимации крупной частной собственности в России в ситуации, когда общее отношение к праву нынешних владельцев распоряжаться этой собственностью является по меньшей мере неоднозначным (подробно см. мою статью в № 9 журнала «Вопросы экономики» за 2007 г. http://www.vopreco.ru/rus/redaction.files/9.pdf). Отношение подавляющей части населения к крупнейшим собственникам – бенефициарам приватизации не меняется, и это продолжает аукаться им до сих пор. Да и «коллеги по цеху» не дадут забыть – кто сомневается, пусть почитает материалы лондонских судебных процессов.
Во-вторых, мною предлагался и предлагается комплексный подход к этой проблеме. Вопрос о той или иной форме компенсации бенефициаров этой приватизации обществу за упущенную выгоду – только один, притом не определяющий ее момент. Речь шла о комплексном, пакетном решении, в рамках которого государство брало бы на себя в том числе определенные обязательства по защите прав собственности, а бизнес – по обеспечению большей транспарентности своей деятельности. Речь также шла о том, чтобы был поставлен барьер между властью и бизнесом, который предотвращал бы их слияние на любом уровне, включая местный, и о создании работоспособного механизма, который позволял бы легко оспаривать и признавать юридически ничтожными любые сделки, совершенные с использованием административного ресурса. Речь шла, наконец, о создании на перспективу системы взаимных сдержек и противовесов в отношениях между государством, бизнесом и негосударственными общественными структурами (например, профсоюзами, всякого рода ассоциациями по интересам, которые, естественно, выполняют в том числе и функции лоббирования). Удовлетворение претензий общества к приватизаторам должно быть частью этого общего, комплексного решения. Эта мера никогда не рассматривалась мною как способ пополнения бюджета или личного возмездия олигархам за их злоупотребление влиянием на власть в середине 1990-х гг.
В-третьих, речь в наших предложениях шла о том, что такая компенсация необходима в принципе, а какую конкретно форму она должна принять – предмет для экспертного обсуждения. Возможны разные способы компенсации обществу, в том числе и единовременный налог на бенефициаров, – в том случае, если их можно конкретно установить, равно как и размер несправедливо полученной ими выгоды. Возможны определенные ограничения в отношении права распоряжения полученными в результате приватизации активами, возможно использование некоторых социальных обременений и т. п. Более того, мы говорили, что, скорее всего, решение должно быть сложным, с применением различных форм компенсации в отношении тех или иных конкретных активов, но это вопрос, скорее, технический.
Настоящая проблема, без решения которой невозможно нормально жить и работать, – отсутствие ясных и понятных правил ведения бизнеса на длительную перспективу. Это является в России главным препятствием для нормального развития частного сектора в целом и крупного частного предпринимательства в особенности.
Сразу оговорюсь – у нас нет проблемы с правом собственности на личные квартиры и пресловутые шесть соток. Да, есть проблемы с защитой этих прав в судах и, что еще сложнее, в реальной жизни, но само право граждан владеть этой собственностью не подвергается сомнению. То же относится и к традиционному мелкому предпринимательству – право распоряжаться своим магазином или парикмахерской всерьез никем не оспаривается, тем более что в большинстве случаев там и распоряжаться, по большому счету, нечем – не случайно такой бизнес выживает при любой власти или даже в отсутствие таковой.
Другое дело – крупные предприятия, которые по определению сильно зависят от власти и ее решений. Для того чтобы частный бизнес мог заниматься ими с прицелом на длительную перспективу, вкладывал силы и средства в их развитие и модернизацию, необходимо четко определиться с вопросом, кто и на что имеет право и будет ли это право признаваться властью и обществом через 5, 10 или 30 лет. Причем речь не только о формальном праве. На бумаге можно записать все, что угодно. Единственно надежная гарантия – это сила инерции общественного сознания, которое признает (или не признает) возможность для граждан распоряжаться тем или иным имуществом в качестве их естественного и неоспоримого права. Понятно, что важная роль в этом процессе принадлежит и власти, которая своими действиями во многом формирует это сознание, хотя и не может при этом всецело его определять.
Так вот, я утверждал (и продолжаю оставаться при этом мнении и сейчас), что фигуранты списков богатейших предпринимателей нашей страны владеют своими ключевыми активами с большой степенью условности. Ни властная вертикаль, ни судебная система (в той степени, в которой она в состоянии сегодня действовать самостоятельно), ни масса обывателей не считают их полноценными хозяевами принадлежащих им активов. Скорее они воспринимаются как скандально высокооплачиваемые управляющие государственным, по сути, имуществом. Да и сами они имеют четкое представление о границах возможного, понимая, что по-настоящему важные решения по распоряжению этими активами подлежат согласованию с властью как своего рода конечным собственником всех значимых активов на подконтрольной ей территории. А главное – то, что управляют они этими активами лишь до тех пор, пока на этот счет не будет принято иное решение, и в этом случае они могут рассчитывать лишь на «выходное пособие», размер которого будет определен субъективным мнением уполномоченных чиновников.
Публичный общественный пакт
Я предлагал не ждать десятилетия, рассчитывая, что этот вопрос урегулирует себя сам, а форсировать легитимацию, т. е. общественное признание реального, а не формального права конкретных частных лиц и их структур не просто управлять в своих интересах портами, рудниками, комбинатами и всем тем остальным, что в нашей стране не только в советское, но и в досоветское время рассматривалось как, в сущности, «государево» достояние, но и свободно распоряжаться ими – продавать, закладывать, перепрофилировать и т. д., не спрашивая на то высочайшего дозволения и не опасаясь произвольного их отчуждения по каким-то административным соображениям.
Далее я писал, что корни ущербности этого вида права собственности в России многочисленны и многообразны и приватизация – не единственный и, возможно, даже не главный фактор, определивший скептическое отношение общества к новым хозяевам заводов и фабрик. Свою роль сыграли здесь и не самое удачное управление большей частью переданных бизнесу активов, и полукриминальные нравы, откровенно царящие в олигархической среде, и откровенные попытки использовать деньги для контроля за принимаемыми решениями на всех без исключения этажах и уровнях государственного управления, и сомнительная репутация российского бизнеса за рубежом. Я считал и считаю, что решать вопрос необходимо так, чтобы все эти факторы оказались в поле усилий и договоренностей власти, бизнеса и общества.
По сути, речь шла о своего рода публичном общественном пакте, в рамках которого все взаимодействующие стороны – федеральная власть, крупный бизнес и наиболее влиятельные общественные объединения (в частности, политические и профессиональные) попытались бы если не снять, то упорядочить и сгладить взаимные претензии путем принятия на себя определенных обязательств, в первую очередь относительно прозрачности и подотчетности взаимных контактов и отношений, и четкого разграничения сфер усилий и ответственности.
Конечная цель действий в этом направлении – демонтаж олигархической системы отношений. Я считал и считаю, что он необходим и осуществить его можно и нужно без нанесения вреда бизнесу, экономике, стране. Для этого, конечно, надо соблюдать несколько очень существенных ограничений. Прежде всего считаю, что абсолютно невозможен административный пересмотр итогов приватизации, несмотря на все ее недостатки. В настоящих условиях такое перераспределение заведомо будет полностью лишено каких бы то ни было критериев. В результате могут быть изменены лишь фамилии собственников, а не система отношений власти и бизнеса.
Пакет законов
Для решения проблемы я предлагал принять пакет законов, состоящий из трех основных частей, принимаемых обязательно одновременно.
Первое. С тем чтобы исчерпать возможность спекуляций на документах «смутного времени» середины 1990-х, необходимо принять законы об амнистии капитала, вплоть до уголовной, исключая убийства и другие тяжкие преступления против личности.
Вторая часть пакета предполагает введение компенсационного налога, порядок образования и расходования соответствующих социальных фондов.
Третья часть относится к урегулированию отношений бизнеса и власти и, самое главное, отделению их друг от друга. На протяжении последних почти двадцати лет финансирование политических партий непрозрачно. При этом те общественные сферы, которые не имеют за своей спиной финансовых возможностей для такого лоббирования, оказываются в Думе в очень слабом положении. Следовательно, необходимо принять законы о прозрачности финансирования политических партий и транспарентном лоббировании в парламенте. К этой же части пакета законов мы относим и те, что создали бы основу публичного независимого общенационального телевидения, которого сегодня в России нет.
Принятие такого или подобного пакета законов представляется сегодня единственной альтернативой бесконечному страху перед повторением истории с ЮКОСом.
В рамках такого решения я считал также необходимым предпринять ряд согласованных шагов, чтобы уменьшить, насколько это возможно, огромное чувство несправедливости, оставшееся у общества после памятной всем нам «большой приватизации». Напомню, что и тогда, и даже сейчас среди значительной, и отнюдь не только люмпенизированной, как сегодня пытаются представить мои оппоненты, части общества популярностью пользовалась идея «реприватизации», т. е. отмены итогов приватизации 1990-х и проведения ее заново, причем в урезанной и гораздо более жесткой форме. Понимая абсолютную неприемлемость и опасность нового массового передела собственности, я считал целесообразным выделить случаи откровенно мошеннической раздачи государственных активов – в виде залоговых аукционов, имевших все признаки притворных сделок, совершенных с использованием, в том числе, бюджетных средств в интересах частных лиц, а также в виде приватизации «в особом порядке», с отступлением от норм, закрепленных общим законом и регламентами.
Поскольку оспаривание этих сделок в суде с последующим восстановлением статус-кво было делом крайне сложным, да и обоюдоострым, в качестве более практичного решения я предложил, чтобы бенефициары этих сделок так или иначе компенсировали обществу упущенную государством выгоду путем уплаты специального компенсационного одноразового налога на полученную ими дополнительную выгоду, а также путем принятия на себя определенных ограничений на коммерческое использование этих активов, которые бы не снижали экономической эффективности использования активов, предоставляя потребителям и обществу определенные преимущества или выгоды. Полученные средства могли бы аккумулироваться в специальных компенсационных абсолютно прозрачных внебюджетных фондах и расходоваться на внятные обсужденные так или иначе с обществом цели. При этом, я считал, не было необходимости затевать длительные споры о том, как, в какой форме и в каком объеме должен быть определен такого рода налог. В конце концов, его фискальный смысл не кажется мне определяющим или даже существенным – главное, чтобы плательщиком его с одной стороны были реальные выгодоприобретатели соответствующих сделок, а с другой – у людей появилось чувство хотя бы частичного восстановления справедливости. Тогда такой шаг позволил бы подвести наконец черту под спорами о приватизации и начать разговор о качестве управления и полномочиях крупных частных собственников с новой страницы. Такая мера была бы сродни «налоговой амнистии», периодически практикуемой во многих странах: как источник налоговых поступлений она вряд ли имеет особое значение, зато позволяет тем, кто этого хочет, избавиться от страха преследования и начать «новую жизнь» с точки зрения своих отношений с фискальными и, в целом, государственными органами. Главное – не в этих деталях, а в адресности обложения и гарантиях его окончательности, выдаваемых государством, а также в появлении у людей чувства, что владельцы рассчитываются с обществом за полученное по блату.
Само не рассосется
Повторю, мне представляется, что, невзирая ни на что, вопрос о недостаточной легитимности крупной собственности не утратил и не утратит своей актуальности и его проблемность не зависит от того, будут его поднимать в ближайшее время или нет. Повторю – вопрос гораздо шире, чем оценка юридической корректности залоговых аукционов или других сомнительных приватизационных сделок 1990-х гг., суть проблемы в том, что большинство наших делегатов в списках «Форбс» так или иначе назначены миллиардерами и «капитанами российского бизнеса» и, кто бы что ни говорил, в глубине души все понимают, что назначают не хозяина-собственника, а управляющего. Перед глазами совсем свежие примеры с хозяевами Банка Москвы и «Интеко», и в ближайшие полгода, по моим ощущениям, мы сможем увидеть несколько новых любопытных сюжетов из той же серии. И если в ближайшие годы страну не постигнет катастрофа, какая-то форма урегулирования отношений собственности в духе того, что я предлагал пять лет назад, будет необходимой.
Я не знаю, какую форму это может принять, – многое зависит от понимания проблемы и образа мышления главных участников процесса. Тем не менее над конкретными шагами придется думать и думать немало, поскольку само не рассосется, ни при бездействии, ни при поспешных и неуклюжих действиях или же при очередной имитации и кампанейщине. Не стихнет до конца, даже если нефть будет стоить $200 за баррель, а все «несогласные и недовольные» дружно уедут из страны. В этом контексте я не вижу ничего невозможного и в том, чтобы при определенных условиях вернуться к идее закрытия истории с залоговыми аукционами и другими специфическими эпизодами приватизации путем выплаты ее бенефициарами определенной компенсации. Во всяком случае каких-то непреодолимых технических преград на этом пути я не вижу. Выяснить, какой конкретно Иванов-Петров (или совсем не Иванов-Петров) был выгодоприобретателем той или иной сделки, не так уж сложно, особенно при наличии политической воли и тщательно проработанного механизма, при котором те самые выгодополучатели будут ощущать для себя не вред, а далеко идущую пользу от такого процесса. А рассчитать адекватную сумму компенсации на основе уместных в таком случае критериев – задача, с которой легко справится группа не самых высокооплачиваемых экспертов.
Главное – это решимость начать решать, наконец, застарелые институциональные проблемы, мешающие нашей экономике двигаться вперед. А вот что необходимо для того, чтобы такая решимость появилась, и какие для этого нужны политические перемены – это вопрос, на который всем нам придется ответит, и уже в самое ближайшее время.