От редакции: Может ли Путин закрыть тему приватизации
Предложение Владимира Путина «закрыть тему» нечестной приватизации 1990-х (см. статью на этой же странице), высказанное на съезде РСПП, – то, чего крупный бизнес ждал слишком долго. Какой-то терапевтический эффект оно будет иметь – а что еще нужно перед выборами?
Консенсус о нечестности приватизации 1990-х, особенно залоговых аукционов, стабилен в обществе со времени этих аукционов. Социологические опросы в течение 2000-х регулярно показывали значительный процент выступающих за пересмотр итогов приватизации (более 75%). Это сознавал и сам крупный бизнес: например, по данным опроса ВЦИОМ 2007 г., 71% владельцев и топ-менеджеров крупного бизнеса высказались за полный или частичный пересмотр итогов приватизации. Закрыть эту тему надо было давно.
Неоднократно предлагались и варианты решения проблемы. В частности, взять с выгодоприобретателей приватизации 90-х специальный компенсационный налог (в размере оборота компании в год приватизации) одним из первых предложил Михаил Ходорковский – по иронии судьбы разгром ЮКОСа был поддержан в обществе именно из-за представлений о нечестности аукционов. Владимир Путин, впрочем, вчера ссылался на Григория Явлинского. Явлинский еще в 2007 г. предлагал кроме налога по типу британского windfall tax (введен лейбористами в 1997 г. для компенсации недополученных доходов от тэтчеровской приватизации начала 1980-х) комплексное политическое соглашение между государством, бизнесом и обществом, которое должно быть выражено в пакете законов. Неоднократно звучали требования ренационализации, предложения дополнительной народной приватизации и т. д.
Путин, находясь все 2000-е у власти, публично заявлял о недопустимости пересмотра итогов приватизации. Но нельзя не отметить, что нелегитимность этих итогов была на руку Путину. На ней строилась лояльность крупного бизнеса – никому не хотелось повторить судьбу Ходорковского. Профессор политологии из Университета Огайо Тимоти Фрай, исследуя необычайную готовность российского бизнеса участвовать в крупных проектах государства, пришел к выводу, что наши предприниматели воспринимают способы, которыми они получили свои активы, как «первородный грех», который можно искупить с помощью «добрых дел» в пользу государства.
Государство между тем оставалось скорее корпорацией чиновников, и строительство новых крупных бизнесов в 2000-е очень часто шло на понятийно-политических условиях. Отчасти на нелегитимности собственности процвело рейдерство, в том числе государственное, специальные бизнес-практики со стороны госслужащих по отнятию собственности и, как результат, огромное число «бизнес-заключенных».
Почему сейчас Путин отказывается от отношений между властью и бизнесом, сложившихся в 2000-х? Новое предложение с его стороны говорит о том, что старый негласный договор с бизнесом перестает работать, надо что-то менять. К тому же в случае введения налога Путин вылечит «родовую травму» бизнеса за счет бизнеса. Но закрытие страницы залоговых аукционов вряд ли само по себе избавит бизнес от страха перед властью и вряд ли помешает власти при случае снова на бизнес надавить. Повторимся в сотый раз: без радикальной судебной и политической реформы частная собственность так и будет чувствовать себя незащищенной.
Что же касается общественного мнения, то, как писал в 2008 г. в своей работе «Собственность без легитимности?» замдиректора Центра трудовых исследований ВШЭ Ростислав Капелюшников, не может быть формального решения этой неформальной проблемы: можно сбить градус неприятия приватизации с 80 до 60%, но гарантий не существует.
Приватизация 90-х для многих символ обмана и воровства, но представление о нечестности государства и бизнеса воспроизводится в процессе будничного взаимодействия с ними. Граждане признают законность приватизации, когда почувствуют, что их дома защищены от «олимпийского» сноса, дачи – от поджога строителями элитных поселков, а они сами – от незаконной стройки во дворе и самоуправства охранников.