Мария Гайдар, Мария Снеговая: Дремлет притихший северный город
Петербург – город исторически революционный. Еще в конце 80-х гг. прошлого века Северная столица ничем не уступала главной: на площади выходили десятки и сотни тысяч петербуржцев (тогда еще ленинградцев).
А вот сегодня, 20 лет спустя, уровень протеста в Санкт-Петербурге с московским не сравнить: если в Москве митинги на Болотной площади и на пр-те Сахарова собрали от 60 000 до 120 000 человек, или примерно 1% жителей, то в Санкт-Петербурге на улицы выходило, по разным оценкам, не более 3000–7000 человек, около 0,1% жителей. То есть на порядок меньше!
Чем объяснить такую колоссальную разницу в протестной активности? Мы считаем, что разобраться в этом вопросе следует как для оценки потенциала протестного движения за пределами Москвы, так и для понимания того, какие движущие силы толкают людей на улицы. Мы предлагаем вашему вниманию три гипотезы: политическую, организационную и экономическую.
Политика
Политическая гипотеза связана с результатами выборов в Государственную думу. Что касается электорального протеста, то он в Санкт-Петербурге был достаточно силен и вылился на декабрьских выборах в массовое голосование за любую альтернативу «Единой России». Согласно результатам экзитполов «Справедливой России» и данным пересчитанных протоколов результат «Единой России» был низок – порядка 26%. В Москве, судя по данным двух независимых экзитполов (от ФОМ и Института социальных исследований), «Единая Россия» набрала 27%, или около 32% от числа голосовавших.
Тем не менее официальный результат «Единой России» в Санкт-Петербурге оказался гораздо скромнее, чем в Москве: 33,5 против 46,6%. Резонно предположить, что петербургские избиратели не вышли на улицы потому, что у них украли меньше голосов, чем у москвичей.
Но действительно ли масштаб и беззастенчивость фальсификаций имеют значение для электората? Это косвенно подтверждается тем, что многие москвичи в разговорах и блогах объясняли свое решение участвовать в акциях протеста примерно так: «Я сначала не собирался идти, но когда они нарисовали 46, а не 30–35%, понял, что надо бороться». Не исключено, что оппозиционно настроенные петербургские граждане восприняли результат «Единой России» в 33% как свою победу. Если данная гипотеза верна, то, повторимся, мобилизует не сам факт воровства, а его размах и степень цинизма.
Однако стоит отметить два момента. Во-первых, такая модель поведения расходится с тем, что мы наблюдали в других регионах России. В наиболее активных городах (по количеству протестующих на душу населения) – Новосибирске, Томске, Ярославле, Архангельске, Пскове, Великом Новгороде, Екатеринбурге – результат «Единой России» принципиально не отличался от петербургского (29–36%), нигде не достигая московского уровня в 46%. Тем не менее люди охотно выходили на улицы. Во-вторых, эта гипотеза предполагает, что петербуржцев не волнует ни происходящее в других городах, ни общий результат по стране, во что довольно сложно поверить.
Организация
Не исключено также (и это вторая гипотеза) влияние чисто организационных и ресурсных факторов. В Петербурге было меньше ресурсов, как финансовых, так и человеческих: не было своего Бориса Немцова, финансировавшего первый митинг, не было своей Ольги Романовой, отвечавшей за сбор денег на второй. Никто не кричал: «Снимайте, я Божена!» Поблизости не сидели в застенках Навальный с Яшиным, на митинг не приходили Акунин и Парфенов, и даже пламенный Лимонов остался в «буржуазной» Москве.
С другой стороны, в Петербурге действуют сильные местные организации, например питерское «Яблоко». Что касается драйва, то его основным нагнетателем и проводником стали на этот раз социальные сети (по данным «Яндекса», охват населения социальными сетями в Санкт-Петербурге в 2010 г. составлял 93,74%). Возможностей записываться на митинг в социальных сетях, голосовать, приглашать выступающих, включая тех же Парфенова, Кудрина и Собчак, было не меньше. Фактически разными были только финансовые ресурсы.
Экономика
Однако наиболее вероятной нам представляется гипотеза экономическая, основанная, в свою очередь, на теории Сеймура Мартина Липсета (которую в данном контексте сейчас не цитирует только ленивый) о том, что экономическое развитие влечет за собой демократизацию. Адам Пшеворский и Фернандо Лимони, сравнивая данные по разным странам, подтвердили эту гипотезу, показав, что вероятность возникновения устойчивой демократии увеличивается с ростом ВВП страны на душу населения. При достижении уровня $6000 на душу населения (в долларах по ППП 1985 г.) переход к демократическому режиму почти всегда успешен. Впрочем, Пшеворский подчеркивал, что сырьевые ближневосточные экономики являются исключением из этого правила.
По мнению ряда исследователей, экономическое развитие влияет на демократизацию за счет:
1) накопления в руках граждан – собственников богатства, неподконтрольного государству (Липсет, Леви), роста веры в собственные возможности и отказа от патерналистского мировоззрения, которые сопровождаются утратой авторитарным государством легитимности в их глазах;
2) возникновения образованного и креативного среднего класса, способного ценить свободу слова, доверие между людьми, способного к самоорганизации (Манделбаум, Мескита);
3) появления у состоятельных людей свободного времени, которое они могут тратить на развитие демократических институтов (в нашем случае – на выход на Болотную площадь);
4) удовлетворения базовых нужд (питание, личная безопасность и т. п.), появления спроса на блага более высокого уровня в пирамиде Маслоу (политические и гражданские свободы).
Сегодня, по данным МВФ, уровень подушевого ВВП в России достиг $16 600 (в долларах по ППП 2011 г.), что в пересчете на доллары 1985 г. составляет порядка $8000 на человека. Таким образом, страна, по Пшеворскому, преодолела тот самый роковой рубеж, за которым демократия становится устойчивой. Декабрьские события полностью вписываются в этот тренд.
Проанализируем, однако, как соотносятся в этом контексте региональные данные. «Порог демократии», по Пшеворскому, составляет около $12 500 (в долларах по ППП 2011 г.), или около $10 000 (номинальный ВВП в долларах 2011 г., скорректированный по данным МВФ). По имеющимся данным Росстата за 2009 г., в Санкт-Петербурге номинальный подушевой ВРП составил около $10 700, т. е. был близок к порогу Пшеворского. В Москве же, наоборот, подушевой ВРП был в два раза выше, составив около $22 600.
Среднегодовой экономический рост в России за последние два года был 4%, а значит, наш показатель вырос до $11 600 и $24 500 на человека в 2011 г. соответственно. Уровень жизни в двух городах отличается в два раза. Можно предположить, что именно эти отличия ведут к разному количеству людей на улицах во время акций протеста. Впрочем, сейчас «порог демократии» Пшеворского превышен уже в обоих городах, а поведение москвичей и петербуржцев во время декабрьских протестов было разным. Простое объяснение в том, что теория Пшеворского, как и всякая модель, дает лишь ориентир на связь уровня благосостояния стран с уровнем демократизации, тогда как для каждой страны этот порог свой. Таким образом, Петербург находится лишь на «пороге демократии». То есть ценность свободы уже достаточно велика, но еще не настолько, чтобы тратить на ее защиту свободное время и участвовать в уличных протестах при наличии более насущных проблем.
Другой ответ предполагает, что нефтяная зависимость России затрудняет формирование среднего класса и повышает «порог демократии». Власть, располагающая дармовыми доходами от нефтяной ренты, подкупает граждан периодическими экономическими подачками, что замедляет формирование общественного запроса на социальные реформы и подотчетность правительства. И высокие зарплаты в Кувейте или Бахрейне не влекут за собой немедленный рост спроса на демократию. В этом случае для России, как нефтезависимой страны, «порог демократии» может находиться гораздо выше, чем для свободных от нефтяной иглы стран. И его примерным ориентиром служит текущий подушевой ВРП Москвы. Если данная гипотеза верна, для петербуржцев время выходить на улицы настанет, когда их ВРП приблизится к московскому. Поэтому вряд ли стоит ожидать появления 4 февраля на петербургских улицах принципиально большего числа демонстрантов, тогда как протестующих москвичей, скорее всего, снова будет много.
Будем рады 5 февраля признать свою неправоту!