Роберт Шиллер: Экономика мозга
Экономика находится на пороге революции, эпицентр которой расположен в неожиданной области: в медицинских институтах и их исследовательских подразделениях. Нейрология, наука о том, как устроен и как работает наш мозг, начинает менять наши представления о том, как люди принимают решения. Результаты этих исследований неизбежно скажутся на том, как мы понимаем функционирование экономики. Иными словами, мы находимся на заре нейроэкономики.
Попытки связать нейрологию и экономику начались по большому счету всего несколько лет назад, и развитие нейроэкономики находится сейчас на самых начальных этапах. Но оно идет по колее, характерной для научных революций: как правило, революции начинаются в неожиданных местах. Целые области науки могут переживать состояние засухи, если на горизонте нет фундаментально новых подходов к исследованиям. Ученые оказываются заложниками своих методов и в терминологии, и в приверженности принятым подходам к своей дисциплине – так что начинают повторять друг друга и скатываться к малозначительным деталям.
А потом кто-нибудь, кто не имел отношения к устоявшимся методикам, производит на свет нечто выдающееся: некую новую идею, которая привлекает молодых ученых и нескольких бунтарей в среде старой гвардии, которые стремятся познать новую науку и использовать новые методы исследования. В определенный момент этого процесса и рождается научная революция.
Нейроэкономическая революция недавно прошла несколько важных вех своего развития. Особенно нужно отметить публикацию в прошлом году книги нейролога Пола Глимчера «Основы нейроэкономического анализа», название которой явно отсылает нас к классическому труду Пола Самуэльсона «Основы экономического анализа» (1947 г.), ставших одной из движущих сил предыдущей революции в экономической теории. Сам Глимчер работает теперь одновременно и на экономическом факультете Нью-Йоркского университета, и в центре нейрологических исследований при том же университете.
И все-таки для большинства традиционных экономистов Глимчер – пришелец из космоса. В конце концов, он защитил свою докторскую на кафедре нейрологии медицинского факультета Университета Пенсильвании. Более того, он и другие нейроэкономисты ведут исследования далеко за границами зоны интеллектуального комфорта их обычных коллег-экономистов. Они стремятся прояснить ряд основных положений экономики, связав их со спецификой устройства человеческого мозга.
Современная экономическая и финансовая теория во многом исходит из допущения человеческой рациональности. Под рациональностью здесь имеется в виду то, что человек стремится повышать свой уровень удовлетворенности жизнью, или, как говорят экономисты, утилитарности. Когда Самуэльсон в 1947 г. коснулся этого вопроса в своей книге, он не интересовался устройством мышления, а сослался на «выявленные предпочтения», т. е. на устремления человека, выведенные из его экономической деятельности. Целые поколения экономистов основывали свои исследования не на физической структуре, лежащей в основе мышления и поведения, а только на предположении о человеческой рациональности.
Именно поэтому Глимчер скептически относится к господствующей экономической теории и ищет доказательства своей правоты в структурах мозга человека. Он хочет превратить «мягкую» утилитаристскую теорию в «жесткую», открыв в мозгу механизмы, которые лежат в ее основе.
В частности, Глимчер хочет идентифицировать в мозгу структуры, которые отвечают за основные элементы утилитарного подхода, возможно свойственного человеку, сталкивающемуся с неопределенностью: «1) субъективная ценность; 2) вероятность; 3) результат субъективной ценности и вероятности – ожидаемая субъективная ценность; 4) нейро-вычислительный механизм, который из нескольких возможных вариантов выбирает обладающий наибольшей ожидаемой субъективной ценностью».
Глимчер и его коллеги получили немало интереснейших данных, но конкретные структуры мозга, определяющие выбор, им пока выделить не удалось. Может быть, причина в том, что этих структур попросту не существует, а вся теория максимизации полезности (утилитарности) ошибочна или, как минимум, нуждается в капитальном пересмотре. Если это подтвердится, то наши знания по экономике будут потрясены до самого основания.
Другое направление работы, привлекающее нейрологов, – попытаться понять, как мозг работает в ситуациях неопределенности, когда вероятность неопределима, а важная информация недоступна. Ученые уже выяснили, что в ситуациях, когда вероятность очевидна, задействованы одни участки коры головного мозга, а когда не очевидна – другие. Эти исследования могут помочь нам понять, как люди справляются с неопределенностью и рисками на финансовых рынках в кризисные времена.
Джон Мейнард Кейнс полагал, что большинство экономических решений принимаются в ситуации неопределенности, когда вероятности трудно просчитать. Он пришел к выводу, что на бизнес-циклы влияют главным образом колебания уровня иррационального оптимизма, или «жизнерадостности» (animal spirit), т. е. феномена, недоступного пониманию экономистов.
Конечно, проблема экономистов в том, что обычно существует столько объяснений любого кризиса, сколько и экономистов. Экономика страны – поразительно сложная структура, и способность понимать ее зависит от умения разобраться в ее законах, правилах, деловой практике и обычаях, финансовых отчетах и множестве других вещей.
Тем не менее вполне вероятно, что в один прекрасный день мы гораздо больше узнаем о том, как экономика работает, если сможем лучше разобраться в физиологических структурах, лежащих в основе функционирования мозга. Эти структуры, сети нейронов, лежат в основе известного сравнения мозга с компьютером: сеть транзисторов, взаимодействующих с помощью электрических проводов. Для экономики есть похожая аналогия: сеть людей, взаимодействующих друг с другом с помощью электронных и прочих средств коммуникации.
Мозг, компьютер и экономика – это три устройства, целю которых является решение фундаментальных информационных проблем в координации действий отдельных блоков: нейронов, транзисторов или людей. По мере того как мы начинаем лучше разбираться в проблемах, решать которые призваны эти устройства, и в том, как они справляются с препятствиями на пути к решению, мы узнаем нечто ценное обо всех трех.
Нью-Хейвен, Коннектикут