Николай Бобринский: Восстановление в правах – ответственность государства

Мы начинаем подводить итоги первого постсоветского 20-летия. Статья Николая Бобринского, открывающая цикл, посвященный 20-летию новой России, посвящена одному из важнейших так и не решенных вопросов: проблеме преемственности, в том числе правовой, с дореволюционной Россией.

Недокапитализация поколений российских граждан, о которой говорит Владимир Южаков в своей статье для «Ведомостей» («Капитализация поколений» в номере от 22.08.2011), имеет не только исторические причины, но и конкретные юридические основания. Это экспроприационные декреты советской власти, принятые после революции 1917 г., когда была отменена частная собственность на землю, городскую недвижимость, промышленные предприятия и банки, ценные бумаги, ограничено наследование.

Экспроприационные декреты до сих пор остаются частью российской правовой системы. На них время от времени ссылаются суды как на основание перехода недвижимости в государственную собственность. За последние 20 лет наследники национализированного имущества неоднократно пытались добиться признания своих прав на него, ссылаясь на то, что эти декреты противоречат конституции и не должны применяться. Однако Конституционный суд счел себя некомпетентным в этом вопросе и указал, что для восстановления прав на отобранное имущество требуется политическое решение на уровне закона.

Восстановление в праве

Именно такое решение было принято в большинстве стран Центральной и Восточной Европы, а также в трех прибалтийских республиках бывшего СССР. Это реституция, т. е. восстановление права собственности на имущество (за редким исключением – недвижимость, принадлежавшую физическим лицам), национализированное в годы социализма, а в отдельных случаях и в годы Второй мировой войны.

В отдельных государствах (Венгрия, с оговорками Германия) от возврата имущества отказались в пользу компенсаций (денежных или ваучерами, которые давали право на участие в приватизации). Компенсации положены и тем прежним собственникам, чья недвижимость утрачена, физически изменена или была изъята для общественных нужд.

Реституция понадобилась европейцам как для исправления последствий навязанного извне режима, так и для того, чтобы восстановить уважение к праву собственности. Эта мера наряду с приватизацией не подлежащего возврату государственного имущества должна была способствовать быстрому переходу к рыночной экономике. По прошествии 20 лет с тех пор, как распались соцблок и сам СССР, политика реституции в Центральной и Восточной Европе признается в целом успешной – несмотря на оговорки, касающиеся, в частности, временных проблем с оборотом недвижимости.

Актуален ли для России опыт реституции в свете названной проблемы недокапитализации, а если прямо сказать, то нищеты значительной части сограждан, не имеющих никакого ценного имущества и живущих лишь на трудовой доход? Спустя без малого 100 лет с момента большевистских экспроприаций и 20 лет с распада советского государства ограничения возможностей этого механизма очевидны.

Прежде всего воссоздать имущественные отношения вековой давности в полной мере невозможно. Изъятая тогда недвижимость к настоящему времени в значительной мере изменена либо утрачена физически. Та, что имеется в наличии, зачастую лишена того хозяйственного значения, которое она могла иметь для наших дедов и прадедов, – экономика и социальная структура населения изменились кардинально. Трудно представить себе массовое возвращение горожан на родовую землю и их обращение в сельских обывателей.

Во-вторых, смена двух-трех поколений порождает большое количество наследников. С этой проблемой столкнулись и в Восточной Европе, где реституция привела к фрагментации земельных угодий и чересполосице. А ведь там разрыв между экспроприацией и реституцией не превышал 50 лет, у нас он может быть в два раза больше.

По принципу ответственности

Последнее (по очереди, но не по значению): государство уже успело избавиться от значительной части экспроприированного имущества в ходе приватизации. Теперь перераспределение в пользу старых собственников невозможно по политическим причинам и несправедливо по отношению к новым владельцам. Последние могли обоснованно доверять правомерности действий власти в ходе приватизации, тем более что прежние собственники за редким исключением никак против такой приватизации не возражали.

Перечисленные ограничения не позволяют рассматривать реституцию в качестве основного способа капитализации российских домохозяйств. Тем не менее не стоит сразу ставить крест на этой идее, успешно осуществленной нашими товарищами по коммунистическому несчастью. Реституция может стать одним из тех камней, которых не хватает российскому обществу для строительства эффективных институтов защиты права собственности. Политика реституции основана на принципе ответственности государства за противоправные деяния, совершенные предыдущими правительствами. Действуя согласно этому принципу, государство не раздает из казны подачки (чем, по сути, является приватизация), а восстанавливает нарушенные права своих граждан. Признание Россией ответственности за беззаконное ограбление народа большевиками – хорошая гарантия того, что ее правительство и впредь будет защищать права собственности и откажется от противоправных экспроприаций. Напротив, общество, которое принимает, пусть и молчаливо, результаты большевистской экспроприации, фактически дает власти мандат на новые раунды произвольных изъятий. Что мы не раз видели за последние годы.

Масштабы реституции имущества в натуре не могут быть велики по указанным выше причинам. Тем не менее государство и муниципалитеты пока сохраняют за собой две трети площади земель сельхозназначения (правда, в самых плодородных регионах частные земли уже преобладают), весь лесной фонд, многие городские постройки и землю под ними. На все это найдется не одна сотня тысяч наследников. Тем, чье имущество приватизировано, уничтожено или изменено, может быть установлена определенная компенсация.

Теоретически, все эти меры осуществимы и, несмотря на многие практические трудности, могут принести большую пользу. Многие заново приобретут в собственность ликвидную недвижимость, которую смогут затем продать или оставить за собой, пользоваться ею самостоятельно или получать с нее ренту. Хотя выиграют, безусловно, не все. Дело здесь не только в сословной принадлежности и состоятельности предков. Экономическая выгода от реституции зависит от многих других, часто случайных обстоятельств: расположение недвижимости, ее фактическое наличие, физическое и юридическое состояние, сохранность архивных документов, число сонаследников. Внук подмосковного крестьянина может по реституции получить гораздо больше, чем внук богатого купца или дворянина.

Говорить о целесообразности реституции в России без широкого общественного обсуждения просто не имеет смысла. Однако до сих пор этот вопрос в отличие от приватизации и пересмотра ее итогов почти никому не был интересен. Оживить дискуссию можно, если перевести ее из абстрактной в конкретную плоскость. Нужно начать обработку архивных данных о собственниках недвижимости на момент национализации и размещать их в открытом доступе, снабжая привязкой к современным адресам. Ведь большинство из нас не осознает себя наследниками экспроприированной собственности лишь потому, что зачастую мы не имеем точного представления об имуществе, которое принадлежало нашим родственникам в начале ХХ в.

Реституция дореволюционной собственности – это не безусловная необходимость, а лишь возможность. Но возможность, к которой стоит отнестись очень серьезно. Ведь без политической оценки и исправления (хотя бы символического) преступлений коммунистической власти нам будет очень трудно избавиться от того духа, который эти преступления вдохновлял – духа презрения к человеку, его жизни, достоинству и правам. Конечно, насильственная экспроприация – лишь одно из советских преступлений, и не самое страшное. Но его материальные последствия в отличие от последствий других преступлений и сейчас могут быть исправлены.