Глеб Павловский: Тандем как фактор риска
Тема общественного договора успокоительна сама по себе. Она навевает картину группы людей, которые расселись вокруг стола и, может быть, чуть нервно о чем-то договаривается. При этом они не дерутся и не пытаются убить друг друга, а говорят и черкают в блокноте. Энтузиасты говорят об общественном договоре как об уже идущем процессе. Форумы вроде пермского всегда ведут к позитивной интоксикации – проблемы кажутся решаемыми. Возможно, для того их и следует собирать. Ведь речь идет, в конце концов, о политике с очень крупными ставками, о смене модели власти, причем такой, в которой участвует сама эта власть.
1. В залах и кулуарах пермской встречи присутствовал почти полный набор типов-ролей-персонажей, необходимых для успеха. Первые и вторые составы региональных и муниципальных кадров. Реальные люди, знающие, что почем и с какой стороны подойти к бестии по имени «Власть». Юркие коммуникативные перцы, с аппаратурой и без, у которых картинка складывается в голове, едва они вошли в зал. Лица свободных занятий – пиармены, критики и остальные интеллектуалы. Стратеги 2020 г., члены комитетов и советов при президенте, лица, приближенные к тандему. Немного политиков, чуть-чуть международных типажей. Орговики нового типа, а также местные и московские банкиры. Молодые умы оппозиции... Более чем достаточно, чтобы спроектировать вчерне пункты общественного договора.
Мне невольно вспоминалась почти такая же шумная встреча – в Нижнем Новгороде, тогда еще без айфонов и айпадов. Дело было в октябре 2003 г., и тот день хорошо запомнился участникам – присутствием еще свободного Михаила Ходорковского, прямо из Нижнего и вылетевшего под арест.
Интересно, что в Нижнем Новгороде также обсуждалась конструкция общественного договора. Речь тогда шла примерно о формуле «налоги в обмен на свободу» – олигархи самооблагаются разовым налогом, компенсирующим приватизацию 1990-х, и впредь платят налоги честно и регулярно. Арест Ходорковского сорвал поиск формулы – о чем иногда с сожалением вспоминают. Забывают, однако, что договор тогда состоялся. Общественный договор 2003 г. не сорвался – зато его потенциальные участники получили более выгодное для себя предложение, выраженное в формуле «одним миллиардером меньше в обмен на твое превращение в миллиардера».
Парадокс заключается в том, что ценой общественного согласия стал ЮКОС, и только он один. Все, начиная от (тогдашнего) президента Путина и главы его администрации Волошина, обещали, что «дело ЮКОСа не станет прецедентом», – и оно прецедентом не стало. Вместо социального самообложения капитаны российского бизнеса получили мгновенные преференции – не прошло и трех лет, как вчерашние «олигархи» стали миллиардерами. Свои выгоды извлекла и власть – политические, бюджетные, электоральные и даже налоговые. Даже западный инвестор, в общем, поддержал формулу 2003 г. (вспомним восторги Браудера в связи с разгромом ЮКОСа). Это ли не успех?
Однако у решений оказались последствия. Система загнала себя в угол и до сих пор цепенеет при вопросе о Ходорковском.
Есть второй, более яркий пример договорной конструкции.
2. Общественный договор 2008 г. еще популярней и показательней, поскольку у него есть мировое имя: тандем Медведев – Путин. Особая система правления страной, снижающая риски преемственности, создающая благоприятный коридор необходимым (с точки зрения и самого Путина!) реформам. На первых порах – невероятно успешная. Возник новый курс модернизации, внутри старого большинства стала складываться новая, причем лояльная, коалиция. Но сегодня ничего из этого не осталось.
Рассмотрим простой факт: у тандема нет политической программы, общей для Медведева и Путина. Он оказался не способен выработать таковую за период, пока оба государственных деятеля работали в явной связке. Он не справился с тем малым, что не требовало никаких особых усилий. Кадровые вопросы у нас – дело тонкое и деликатное. Но программа – такой пустяк!? А сколько бы страхов сегодня она сняла. Иногда политики по оплошности говорят или делают что-то, что вспугивает бизнес, общество и иностранных инвесторов. Но это не наш случай. Никакой случайности нет – пугающая неопределенность создается намеренно.
Нам говорят – политическая программа не ясна? Она и не будет ясна. Страна этого – сегодня, накануне августа 2011 г. – еще не заслужила. Ее политическое будущее должно зависеть от некоего решения, как-то связанного с нашим поведением. А если наше поведение будет нехорошим, то и политическая программа может оказаться не хороша! Отсутствие и кандидата, и программы несет сигнал об угрозе. Эта угроза не скрыта, она публична. Два человека сообщают, что они еще не решили, чего именно мы заслуживаем в будущем в своей стране.
Если вдуматься, трудно вообразить нечто более странное: политики, создавшие популярный модуль управления, изнутри заперлись в нем и отказываются выходить – или хотя бы объявить его траекторию! Страховка класса ААА превратилась в неуправляемый генератор всевозможных рисков, причем некоторые риски он производит намеренно. Искусственная неизвестность политической программы тандема шокирует. Это артефакт, функция которого – исключить чью-либо возможность сегодня планировать что-либо больше чем на год-два! Но это же риск?
Да, это политический риск, у него есть цена – и эту цену готовы оплачивать. Сохранение неопределенности вот уже год, с прошлого августа, власть оплачивает оттоком десятков миллиардов долларов. Это страшно интересно, поскольку перед нами, по-видимому, рыночная оценка властью своего права оставаться дозировщиком неопределенности, страха, рисков. Эти десятки миллиардов – цена другого общественного договора, чем тот, о котором говорили в Перми. Похоже, нам всем страшно повезет, если страна унесет ноги из капкана по имени «тандем».
3. Наша власть не догматична, не бюрократична – и ничего не хочет запрещать. Ее беда в обратном – она чрезмерно готова использовать все: модернизацию, когда надо, децентрализацию и общественный договор. Наша власть не чужда никаким светлым идеям: ни демонополизации, ни приватизации, ни даже уходу государства из бизнеса. Только она намерена сама устанавливать эти нормы, дозировать прозрачность и указывать место для бизнеса – здесь нет партнерства, это односторонняя ситуация. Наша власть – это всегда собственность на власть. Поэтому бизнес остро заинтересован в программах приватизации власти, в которых он мог бы поучаствовать. И новая, расширенная программа приватизации имеет двойной код: это приватизация долей в государственном бизнесе, но и – еще более интересная! – приватизация долей во власти приватизатора.
Конструкции власти и собственности прозрачны – лишь для тех, кого это касается. Банк Москвы был прозрачен для лучшего хозяйственника России Юрия Лужкова, но, как только возник ВТБ, тому откусили активы по локоть, для начала на 295 млрд руб. Зато г-н Улюкаев меланхолично заметил, что в доверенном банке мэрии «под риском находилась значительно большая сумма». Здесь стоит остановиться, поскольку Улюкаев высказал ряд интересных философских тезисов о нашей общественной реальности. Говоря о Банке Москвы, он назвал его «структурой матрешки. Внутри банка находилась другая структура, занимавшаяся ненадлежащей деятельностью... Это порождало ситуацию ограниченного знания, ограниченной прозрачности».
Оставим цену потерь ВТБ финансовым занудам. Важна модель: внутри легальной структуры находится совсем другая структура, деятельность которой как-то совмещается с первой. Симбиоз? Но когда тайный движок матрешки раскрылся, стала ясна и его цена. Во всяком случае, стартовая цена. Все, что мы знаем о российском общественном договоре до сих пор, – это вскрытие таких вот выкидышей. Сорвавшиеся общественные договоры легко разъяснить – но будущее из них ни экстраполировать, ни вывести невозможно. Тандем является моделью – чего? Недобровольного договора в обществе, где «все обо всем могут договориться». У нас повсюду какой-нибудь тандем, тот или иной. То есть захваченное, узурпированное пространство вынужденной договоренности, где нельзя ни сформулировать интересы вслух, ни предложить компромисс, ни даже хотя бы предоставить гарантии. Символ этого – два человека, хранящих молчание на глазах всей страны. Возможно, в страхе перед зубастой матрешкой Улюкаева.