Недавно внесенный в Госдуму коммунистами, ЛДПР и справедливороссами проект постановления об амнистии не позволяет нам отвлечься от темы, какие экономические преступники и за что должны сидеть. Вообще для «Ведомостей» было бы очень полезно ввести колонку «Законодательство об экономических преступлениях глазами экономических преступников», где можно было бы без излишнего академизма высказать парочку замечаний, поскольку очень часто мнения о том, как надо реформировать законодательство, отдают маниловщиной и кампанейщиной. Ну так вот нам и многим нашим знакомым и друзьям как воздух нужна эта самая «экономическая» амнистия, которая сулит моментальное прекращение и быстрое забвение десяткам резонансных и сотням глухих экономических дел. В то же самое время мы, как юристы, понимаем, что в предлагаемой форме «всех взять и отпустить» она заведомо непроходной и крайне вредный вариант решения проблемы экономической преступности. Проблемы реформирования законодательства об экономической преступности в общем и амнистии в этой сфере в частности могут быть сведены в несколько хотя и спорных, но простых тезисов, потенциально применимых и к Мавроди, и к колхозному бухгалтеру.
Неадекватность законодательства об экономических преступлениях, а еще больше – инвалидность практики его применения уже настолько глубоко достали всю страну, что большинство населения с готовностью на мифическом референдуме проголосует, чтобы его вообще не было. Однако через несколько лет, когда предпринятые в спешке и ажиотаже шаги покажут свою неэффективность, неизбежна контрреформа, в результате которой ситуация станет гораздо хуже, чем сейчас, но с гораздо меньшими возможностями последующего эволюционного исправления. Таким образом, налицо признаки некой революционной ситуации: с одной стороны, с существующим положением с уголовным законодательством в сфере экономической преступности мириться нельзя, с другой стороны, некий шариковский подход («всех отпустить») сработает практически наверняка во вред, а не на пользу.
Как это ни неприятно сознавать, но проблема законодательства об экономической преступности лежит не в самом законодательстве как таковом. Конечно, там осталась специфика советского отношения к собственности, конечно, очень странно смотрятся рядом банальная 158-я статья (кража) и реальные «экономические» 171–174-я. Но на самом деле все это не так уж существенно отличается, принимая во внимание российскую специфику, от законодательства развитых стран. Никому еще не удалось придумать какое-то специальное определение мошенничества, которое позволило бы технически безупречно отделять «предпринимательских» агнцев от «преступных экономических» козлищ.
Таким образом, секрет эффективного применения законодательства об экономической преступности спрятан в определенных смежных институтах как уголовного, так и уголовно-процессуального и гражданского права. Указанные институты имеют возможность установить целый ряд «предохранителей» для уголовного преследования по «экономическим» статьям УК.
Один из краеугольных камней подобной системы – экстраординарность уголовного преследования по экономическим преступлениям, которое должно быть возможно только в чрезвычайных случаях, когда иная защита нарушенных интересов субъектов экономических отношений невозможна. Невозможность возбуждения уголовного дела в ситуации реального экономического спора. То есть если должник считает, что он вам ничего не должен, то это одна ситуация и вам придется доказывать свои претензии на соответствующую сумму в арбитражном или общегражданском суде. Другая ситуация – если должник распродал тайно свои активы и сбежал. Тогда можно и в полицию. Эффективность этого «предохранителя» зависит напрямую от эффективности тех мер, которые могут предприниматься арбитражными и гражданскими судами по защите интересов кредитора. Если последний при соблюдении определенных условий, включая прежде всего гарантии возмещения вероятных убытков должника (например, в форме соответствующего депозита), сможет довольно оперативно получить постановление суда о краткосрочном аресте достаточных активов, то это снимет необходимость ареста самого должника. Это целиком отвечает положению о том, что не может быть в экономических делах интереса в должнике, а не в долге.
Таким образом, следствие должно акцентироваться на установлении возможности не только и даже не столько наказания виновных, сколько создания возможности получения потерпевшим справедливой компенсации и предотвращения возможности последующего совершения преступлений. Подобный результат может выражаться в дисквалификации виновных лиц как потенциальных директоров компаний или лишения их права заниматься определенной деятельностью на длительные сроки, не говоря уже о существенных штрафах в пользу государства.
Когда у обвиняемого будет возможность требовать приостановления или прекращения уголовного дела в связи с тем, что спор передан соответствующему гражданскому суду и по нему представлено обеспечение, количество расследуемых экономических преступлений снизится как минимум наполовину. Пример функционирования подобной системы мы видели, правда в сильно урезанном и сокращенном виде, в деле Сергея Сторчака.
Одним из важных «предохранителей» в системе преследования экономических преступников должна быть невозможность возбуждения и расследования дела в отсутствие потерпевшего. Но этого мало. Необходима ответственность потерпевшего за попытку необоснованного возбуждения уголовного дела. В некоторых странах правила, регламентирующие ответственность юристов, особо оговаривают, например, их ответственность за качество материалов при подготовке заявлений о коммерческом мошенничестве. Таким образом, подписываясь под теми или иными фактами, потенциальный потерпевший должен понимать, что в случае даже неосторожной ошибки он будет нести имущественную ответственность за те убытки, которые причинил обвиненному им лицу, а также будет вынужден компенсировать расходы на проведение проверок и следствия.
Необходимой составной частью системы защиты от «рейдеров, коррупционеров и дураков» является ответственность органов следствия за возбуждение необоснованного дела и причинение имущественного ущерба обвиняемому. Несмотря на то что, казалось бы, тема перепахана уже вдоль и поперек, никаких реальных сдвигов в ней нет. Возможная копеечная ответственность, да еще органа, а не конкретных лиц, никак не может испугать пособников рейдеров. Чтобы избежать излюбленных ситуаций, когда директор посажен, а бизнес развалился, органы следствия, а в случае их инфантильности и суд должны быть обязаны давать ответ на вопрос, что сделано для предотвращения возникновения у предпринимателя необоснованных убытков. Ведь дело ведется не против бизнеса, при разрушении которого могут пострадать акционеры, кредиторы и сотрудники, а против конкретного лица. Только неуклонное воплощение в жизнь полуфантастического принципа, что любой ущерб, причиненный предпринимателю незаконными действиями государства, должен быть возмещен, может в конечном итоге заставить уполномоченные органы смотреть на экономические дела не через тюремные решетки.
И наконец, о том, с чего начали, – об «экономической» амнистии. Последняя – не только в экономический сфере, но и везде – должна пониматься исключительно канонически – как акт милосердия, а не как способ устранения несправедливости или выхода кого-либо особо избранного на волю. Другое дело, что стоит вернуться к опыту прежних лет: по старинке лицам, совершившим тяжкие преступления, неотбытый срок может сокращаться наполовину или на четверть. Или, например, всем (еще раз оговоримся, что речь идет об «экономике», осужденных за особо тяжкие преступления против личности это не касается) снимается год, или осужденные отпускаются, если неотбытый срок составляет менее четверти назначенного. Это уж как общество решит – ведь именно оно, пусть и через Думу, проявляет милость. Принцип в том, чтобы сидящие за неопасные преступления (небольшой и средней тяжести) могли оказаться дома сразу, а люди, обвиненные в тяжких преступлениях, поняли, что могут оказаться дома гораздо раньше. Эта их надежда, поверьте, дорогого стоит.
В России особые правила. И в экономике, и в политике, и в преступности. После десятилетий сплошного «нельзя» хочется сразу много «можно»: много разделить, много отпустить и много разрушить. Но часто это как перекормить ребенка шоколадом, после этого придется долго лечить его от аллергии. Но все равно нам бы хотелось амнистию – правильную.