Парадокс арабского мира
Последние события в Тунисе и Египте заставляют внимательнее всмотреться в судьбы арабского мира. В середине прошлого столетия после многовековой дремотной спячки произошло его стремительное пробуждение, но разными путями, и главное – с резко различающимися итогами. Исторический экскурс в недавнее прошлое важен для понимания того, что происходит сегодня. Почему великой дуге нестабильности, отчетливо простирающейся от Алжира до Йемена, соответствует зона устойчивости, в которой соседствуют столь несходные между собой Ливия и ОАЭ?
Современные арабские режимы (Ливан и Ирак выпадают из этой схемы) можно условно разделить на три кластера: монархии (от парламентских до абсолютистских), авторитарные республики с разной степенью репрессивности и тоталитарные тирании (Ливия, Сирия). Революции в ближайшей перспективе не угрожают лишь двум последним, а также консервативным монархиям Персидского залива. В первом случае режимы защищены многоуровневой системой надзора спецслужб. Во втором – реальными социальными и экономическими достижениями.
Арабский мир явил нам один из самых неожиданных (и почти незамеченных) парадоксов современности, который заключался в том, что сохранение архаичных институтов, наподобие традиционной монархии, означало невиданный в истории Востока прогресс, а республиканизм и разрыв с прошлым – невиданную тиранию и невероятную нищету.
Показательные чудеса современной цивилизации (самый высокий небоскреб, самый вместительный шопинг-молл, самый крупный завод и т. д.) – архитектурные, технологические, инфраструктурные – создаются в монархиях Залива. И там же достигнут высочайший уровень социального обеспечения коренных жителей вкупе с экономическими свободами. И дело совсем не в запасах органического сырья. В Ливии или Ираке нефти имелось ничуть не меньше, но их «прогрессивные» правители бездарно промотали природную ренту.
Что не менее важно: пребывание в королевствах десятков миллионов зачастую не только иноязычных, но и иноверных гастарбайтеров не подрывает политической стабильности, в отличие от той же Европы, поскольку был найден механизм их временной интеграции по вполне понятным правилам. Монархии открыты миру и притягивают к себе не только миллионы туристов. Турниры по гольфу и теннису, этапы «Формулы-1», телекомпания «Аль-Джазира», Дохийские дебаты, проводимые под патронажем BBC, давно уже стали их визитными карточками. Поэтому сваливать в одну кучу Египет и Саудовскую Аравию, тем более Эмираты, рассуждая, когда будет свергнут очередной репрессивный режим, – значит не видеть глубочайшего различия между ними.
Историческая дилемма середины прошлого века на Ближнем Востоке заключалась не в выборе между парламентской демократией и косным феодализмом, а между эволюционным развитием, опирающимся на традицию, и революцией, означавшей ломку всего и вся. Сегодня мы можем подводить итоги.
Беды Египта начались после свержения в июле 1952-го милого, но слабого короля Фарука, чью сумбурную парламентскую монархию сменила свирепая военная диктатура Насера, кончившаяся национальной катастрофой. Тогда была порождена важнейшая проблема арабского мира – дефицит легитимности, от чего проистекают одновременно и нестабильность, и диктатура, ибо без угнетения или в отсутствие безусловно признанной фигуры наверху власть не сохранить.
В западных СМИ в отношении последних событий преобладает невероятно восторженный и пафосный тон; даже на проницательную Энн Эпплбаум нашло какое-то затмение, и она призвала в последней колонке «Вашингтон пост» не бояться сумятицы. И это пишет автор «Истории ГУЛАГа», прекрасно знающая российскую историю XX в., в том числе Февраль 17-го.
Так случилось, что именно в эти дни я читаю «Красное колесо» Александра Солженицына, и сопоставление текущих новостей из Египта с событиями в Петрограде 90-летней давности невероятно занимательно. Аль-Барадеи и Амр Мусса – достойные товарищи Милюкова и Родзянки. Масштаб вранья и демагогии, быстрота предательства и смены убеждений убеждают нас, что человеческая порода неизменна. Правда, Мубарак в отличие от Николая II осознавал свою ответственность перед народом и историей и не поспешил с безответственным отречением, задумываясь о том, кому передает власть.
Опасность заключается в том, что свергаются именно прозападные режимы – под уже прозвучавшие из Тегерана похвалы Хаменеи. Напротив, Каддафи, Асаду, лидерам «Хамаса» и «Хезбаллы» ничто не угрожает. Обильно вбрасывается антиизраильская и антиамериканская риторика и раздуваются призывы ко все новым «интифадам». Запад же, вместо того чтобы поддержать сочувствующие ему силы, демонстрирует, как бы сказал Самуэль Джонсон, триумф надежды над опытом.
События в Египте – вовсе не урок тиранам, а пример ограниченности сценариев развития на Ближнем Востоке. Действительность такова, что выбирать приходится не между хорошим и лучшим. Основатель династии Саудитов понял это – и потому оказался более удачливым реформатором, чем Ататюрк или Реза Пехлеви. В мире ислама поспешать, не спотыкаясь, можно лишь, обратя лицо назад.