Ядерное оружие - не инструмент политического влияния
До взаимной ратификации нового договора между Россией и США о сокращении стратегических наступательных вооружений, возможно, остается около недели.
Руководители двух стран проявили завидную волю, обеспечив быструю подготовку документа к подписанию и затем политическую поддержку его ратификации. Обеим сторонам было особенно важно возобновить взаимные инспекции ядерных объектов, которые были прекращены с окончанием срока действия предыдущего договора об СНВ в декабре 2009 г.
Пройдя за месяцы путь, который в советское время занимал годы и не раз приводил в тупик, Москва и Вашингтон, вероятно, хотели бы сохранить достигнутую динамику, обсуждая дальнейшие сокращения. Однако стороны уже обнаружили, что выйти на новый компромисс будет затруднительно. Фундаментальная причина в том, что отношения между Россией и США в ядерной сфере до сих пор базируются на взаимном устрашении.
Доктрина взаимного ядерного устрашения основана на уверенности в том, что единственной гарантией ненападения двух ядерных держав друг на друга является способность каждой из них нанести ответный разрушительный удар. Ничто, кроме угрозы ядерного возмездия, полагают адепты этой доктрины, не может предотвратить агрессию одного обладающего ядерным оружием государства против другого. В результате принятия этой доктрины между Москвой и Вашингтоном с 60-х гг. XX в. существует ситуация взаимного гарантированного уничтожения: два государства точно уверены, что не смогут выйти победителями из ядерной войны.
С точки зрения здравого смысла подобную ситуацию можно было оправдать во времена, когда Москва являлась столицей сверхдержавы, находившейся в состоянии непримиримого идеологического и геополитического соперничества с США. Однако сегодняшняя Россия не соответствует такому определению даже в глазах самых ожесточенных русофобов. После окончания холодной войны невозможно вообразить, что конкретно оправдало бы выдвижение Соединенными Штатами или Россией открытой угрозы в отношении друг друга, не говоря уже об угрозе использования ядерного оружия.
Само заявление о готовности уничтожить оппонента при помощи ядерных ракет в случае невыполнения каких-либо условий имело бы гигантскую политическую цену как для Вашингтона, так и для Москвы. Возможно, издержки угрожающей стороны были бы намного больше, чем потери угрожаемой стороны от выполнения выдвинутых условий. Другими словами, ядерное оружие сегодня не может быть конвертировано в политическое влияние и тем более в экономическую выгоду, если не считать доходов производителей ракет и боеголовок, а также разработчиков планов по их использованию.
Тем не менее ядерное устрашение продолжает составлять основу российско-американских отношений в военной сфере. Так, американскую систему ПРО можно воспринимать как угрозу, только если возможность полностью разрушить США в случае их первого удара является жизненно важной. В свою очередь, некоторые политики в Вашингтоне в ходе дебатов о ратификации СНВ-3 выражали серьезную озабоченность тем, что по условиям договора Россия сохраняла гипотетическую возможность неожиданно нарастить количество боеголовок на стратегических бомбардировщиках и использовать это превосходство против США.
Если вести дальнейшие переговоры о сокращении ядерных арсеналов, не отказавшись от логики взаимного ядерного устрашения, то подобные противоречия будут возникать практически ежечасно и сделают договоренность даже о минимальных сокращениях крайне проблематичной. Именно поэтому наиболее эффективной последовательностью действий был бы отказ от взаимного устрашения до продолжения переговоров о дальнейших сокращениях.
Убедив друг друга в отсутствии ядерного устрашения, Москва и Вашингтон смогут поддерживать свои арсеналы на любом удобном для них уровне сколь угодно долго. Устрашение является концептуальной, а не технической проблемой: само наличие ракет и ядерных боеголовок у России и США вовсе не заставляет их придерживаться доктрины взаимного уничтожения с использованием этих боеголовок.
Главной сложностью на предлагаемом пути, несомненно, станет выработка механизмов наблюдения за выполнением условий соглашения об отказе от взаимного гарантированного уничтожения. Эта сложность была бы преодолимой, если вместо проверок факта утилизации боеголовок и вывода с боевого дежурства ракет инспекторы могли бы регулярно убеждаться в том, что необходимые разделы доктрин взаимного поведения США и России были изменены и ракеты действительно более не нацелены друг на друга.
Для отказа от взаимного устрашения потребуется снять опасения каждой из сторон по поводу того, что в отсутствие угрозы ядерного возмездия другая сторона постарается захватить контроль над системой политического управления в уязвимом государстве. Для этого в юридически обязывающем договоре об отказе от взаимного ядерного устрашения можно было бы предусмотреть пункт об уважении суверенитета друг друга.
Отказ от взаимного ядерного устрашения принес бы России и США ощутимые материальные выгоды. При желании Россия смогла бы направить освобождаемые финансовые средства на программы экономической модернизации и улучшения инфраструктуры. США же получили бы возможность направить ресурсы на противодействие тем угрозам безопасности, которые действительно являются реальными, например на борьбу с ядерным распространением на Ближнем Востоке или в Восточной Азии.
Кроме того, в случае отказа от взаимного устрашения были бы сняты многие препятствия российско-американскому сотрудничеству по целому спектру вопросов, представляющих взаимный интерес. В годы холодной войны ядерное устрашение отражало глобальные идейные и геополитические противоречия. После ее окончания уже само устрашение стало одним из главных источников взаимного недоверия.
Например, усилия Москвы по привлечению в российскую экономику новейших американских технологий будут наталкиваться на меры экспортного контроля, пока Вашингтон исходит из уверенности в том, что, если России удалось бы избежать возмездия, она могла бы нанести удар по США.
Советско-американское соперничество привело к созданию огромных ядерных арсеналов, которые, в свою очередь, обусловили формирование доктрины взаимного гарантированного уничтожения. В изменившейся как минимум 20 лет назад ситуации противоречия между Москвой и Вашингтоном могли бы разрешаться гораздо проще, если между двумя странами существовало бы юридически обязательное верифицируемое соглашение об отказе от взаимного ядерного устрашения. Подобное соглашение могло бы также открыть дорогу к дальнейшим сокращениям ядерных вооружений и высвободить финансовые ресурсы, особенно ценные во времена экономической нестабильности. Такой шаг, несомненно, ознаменовал бы радикальный отход от сложившегося пять с половиной десятилетий назад статус-кво. Однако, возможно, время сделать его пришло именно сейчас.