Как примирить коренных и "понаехавших"
Если разбудить любого москвича посреди ночи и спросить, какая проблема является сегодня в городе главной, в семи случаях из десяти ответ будет: пробки. Главный символ итогов развития Москвы в нулевые годы вполне очевиден.
За четыре дня до наступления нового десятилетия логично задаться следующим вопросом: а какая тенденция в жизни города будет олицетворять развитие Москвы в наступающих десятых годах? Столичная повседневность подсказывает, а иногда и внятно свидетельствует, что это место постепенно, но уверенно занимает другая проблема – миграция, вопросы межнациональных отношений и связанные с этим изменения культурной среды и структуры повседневной жизни города.
Значимость этой темы для российской столицы будет расти неизбежно. Перед нами объективный процесс, связанный с развитием Москвы как глобального мегаполиса. 20–25 лет назад в русском языке даже не было толком такого слова – «глобализация». А Москва (как и вся страна) была закрытым «образцовым социалистическим городом». Городом с жестким институтом прописки, регулирующим в том числе внутреннюю миграцию и даже социальный состав населения. Последующие годы внесли революционные изменения в нашу жизнь. Российская столица теперь стремительно несется по той же извилистой дороге, с теми же поворотами и ухабами, по которой до того уже шли и идут практически все мировые города и столицы.
Для Москвы реальностью если не сегодняшнего, то буквально завтрашнего дня являются не только социальная, но и частичная национальная дифференциация населения отдельных районов. Очевидна непривычность, сложность сосуществования людей разных, подчас очень далеких культур с различными жизненными ценностями и предпочтениями, поведенческими стереотипами, темпераментом, бытовыми нормами. Заметны признаки формирования конфессиональной и национальной социальной инфраструктуры (попытки создавать «специализированные» детские сады, магазины, медицинские учреждения и фитнес-центры, рестораны, брачные и туристические агентства). Присутствуют клановость и дифференциация по национальному признаку на рынке труда, включая, кстати, теневую экономику и криминальные рынки.
А вот что сегодня пока точно отсутствует, так это ясная политика власти в этих вопросах, учет соответствующих тенденций в стратегии развития города. И при всем желании не получается считать «политической волей» периодически возникающие предложения повернуть время вспять – вернуть прописку или сделать хоть что-то, чтобы «закрыть» город. Из этого все равно ничего не получится. Тем более что некоторые цели развития Москвы, о которых в последнее время все чаще говорит государство (например, ее превращение в мировой финансовый центр), будут еще дальше и быстрее подталкивать российскую столицу к глобальной открытости.
Единого и универсального рецепта решения проблем миграции и межнациональных отношений не существует. Есть общие теории и вытекающие из них идеологические принципы построения политики. Однако они то и дело дают сбои, неодинаково хорошо применимы к разным ситуациям, временам и обстоятельствам.
Плавильный котел ассимиляции барахлит и чадит, когда миграционный поток слишком велик. Мигранты с низким социальным, профессиональным и образовательным капиталом ассимилируются хуже. Полностью интегрируется только второе-третье поколение мигрантов. Это происходит только в тех слоях мигрантов, для которых характерна мотивация на социализацию через присоединение к большинству, а не стратегия поддержания особости жизни в принимающем обществе или вообще временности пребывания в нем. Правда, нормы, стандарты и ценности жизни самого принимающего общества и их привлекательность для других тоже имеют тут огромное значение.
Мультикультурализм, отрицающий интеграцию через ассимиляцию, перебарщивает с признанием «права на отличие» и недостаточно уравновешивает эти права меньшинств их гражданскими, поведенческими и культурными обязательствами. Необходимым условием практической состоятельности мультикультурализма является не только высокий уровень толерантности принимающего мигрантов общества, но и наличие желания кого-то интегрировать. Согласитесь, что и с первым, и со вторым в нынешней Москве наблюдается определенный дефицит.
Стремление же объединить положительные моменты двух подходов и обеспечить «единство в многообразии» является по определению еще более сложной и тонкой политикой. Поскольку здесь требуется не только соблюдение взаимных обязательств, но и нахождение общих для всех ценностей. А также работа высокоэффективных государственных и общественных институтов, которые обеспечивали бы этот процесс. Идеальных схем нет. Но высокое качество госуправления и институтов – необходимое условие реализации любых моделей интеграции, а потому начинать нужно именно с этого.
Первое, что необходимо всегда, – это качество миграционной политики государства. Нелегальная иммиграция никогда и нигде не может, наверное, быть исключена полностью, но она должна быть, безусловно, минимизирована. Миграционная служба не может существовать без внятных полицейских функций и полномочий. Точно так же должна быть предельно четко дифференцирована миграционная политика в отношении постоянной (необходимой) и временной (неизбежной) миграции, что, в свою очередь, предполагает очевидные приоритеты и режимы благоприятствования в миграционной политике в пользу квалификации, компетентности и конкурентоспособности мигрантов в принимающем обществе. Такая «положительная селекция» и конкуренция за качество миграции существуют во всем мире. Излишне говорить и о том, что такие мигранты интегрируются намного лучше.
Вторая необходимая основа – дееспособная судебная система и эффективная полиция. Это принципиально важно не только для внешней иммиграции, но – в нашем случае – и для внутренней, в частности северокавказской, миграции. Без этого никогда не может быть обеспечен эффективный арбитраж интересов различных сообществ (как принимающего большинства, так и мигрантов) и восприятие миграционной ситуации как безопасной и справедливой. Более того, недееспособность или коррумпированность суда и полиции всегда будут вести не только к недовольству и радикализации принимающего мигрантов общества, но и к укоренению альтернативной законности и теневой криминализованной экономики в самой мигрантской среде.
Третье – это государственная школа и система образования в целом как главный институт социализации. Речь идет не столько о нацеленности образовательной системы на решение вопросов миграционной политики (это далеко не главная задача школы), но, прежде всего, о высоких стандартах национального образования как такового. Привлекательность образования и его ценность – мощный рычаг, мотиватор интеграционного поведения для мигрантов. Наилучшим способом ассимиляции этнических меньшинств всегда была и остается социализация детей. Тогда как низкое качество образования всегда провоцирует консервацию – только теперь уже поколенческую и долгосрочную – изоляции и закрытости миграционных сообществ.
Четвертое. Городская политика, включая управление рынком жилья, рынком труда, регулирование торговли и развитие инфраструктуры, должна учитывать реалии миграционной ситуации. Дифференциацию городского пространства нельзя игнорировать или заклинать остановиться, но ей можно и нужно управлять. И здесь принципиально важно развитие местного самоуправления – прежде всего жилищного самоуправления с обязательным участием граждан в принятии всего многообразия решений о развитии территории своего квартала и района. В разных ситуациях именно это может служить и необходимыми гарантиями прав меньшинств, миграционных сообществ, но также и залогом соблюдения прав большинства.
Будущее столичного мегаполиса покажет, готово ли в целом российское общество не только увидеть и осознать, но и политически работать с теми долгоиграющими и идущими подспудно социальными изменениями, которые уже скоро будут иметь существенное влияние на весь строй и повседневность российской политики. Насколько, например, готова будет страна к тому, чтобы всерьез подумать о возможности проголосовать в качестве президента за представителя одной из национальностей России, будь то татарин, белорус, тувинец, калмык или чеченец? Каково будет через пару-тройку десятилетий восприятие обществом самой возможности появления премьер-министра или президента мусульманина? И можно ли себе представить, что через какое-то время президентом России станет сын иммигранта или просто иммигрант, гражданин России «в первом поколении». Ведь часть вторая статьи 81-й Конституции России гласит: «Президентом Российской Федерации может быть избран гражданин Российской Федерации не моложе 35 лет, постоянно проживающий в Российской Федерации не менее 10 лет». Может быть, как раз сейчас границу России пересекает парень лет десяти-пятнадцати, который скоро станет гражданином страны, крупным политиком и уже лет через 20–30 будет иметь шансы претендовать на пост главы государства.
Наконец, главный вопрос заключается в том, сформированы или формируются ли сейчас в России в достаточной степени единая гражданская национальная идентичность, единое гражданское общество и национальное государство, наличие которых является естественным и необходимым условием для того, чтобы относительно спокойно отвечать на подобные вызовы истории? Искать ответы, начинать заниматься оценкой глубинных социальных, демографических, миграционных и культурных сдвигов нужно уже... вчера. Хотя процессы эти довольно медленны, но политическое время стремительно бежит вперед.