Парадокс дела о запретном искусстве

Приговор по делу Самодурова – Ерофеева вызвал такую волну возмущения с одной стороны и ликования с другой, что сразу становится очевидным: ни та ни другая представления не имеют о том, как в общем случае – без камер и знаменитостей – осуществляется уголовное правосудие в России. Все полагают, что без политического заказа, без взяток и пиара российский суд невиновных оправдывает, а виновных приговаривает.

На самом деле ситуация намного комичнее – или, если угодно, трагичнее. Господа Самодуров и Ерофеев после всех боданий и флешмобов получили от суда ровно тот приговор, который получили бы при прочих равных на их месте рядовые, совершенно не известные никому и «не знаковые» люди. В случае, скажем, если бы их сосед пошел в прокуратуру с заявлением, что его религиозные чувства оскорбляют граффити на их заборе. При условии, разумеется, что у прокурора как раз не хватало «палки» в квартале по возбужденным делам, взыграло желание отличиться по модной 282-й статье или просто зуб в этот день болел.

Формальные признаки дела – такие, как социально-демографические характеристики обвиняемого и характер обвинения, – определяют в российском суде гораздо больше, чем существо конфликта. Так что приговор условным Самодееву и Еродурову, никому не известным кураторам разрисованного бесовскими соблазнами забора, в суде Верхнезадрищенского района Китежградской области предсказать ничего не стоит. Судите сами.

Итак, имеем двух немолодых среднеобеспеченных семейных людей с высшим образованием, несудимых, обвиняемых по ненасильственной статье и очевидным образом ни в чем не виноватых.

Возможности выносить оправдательные приговоры судья в принципе не имеет. Прокуратура устроит такому нарушителю конвенции море неприятностей – у нее есть для этого все возможности. А председатель суда, панически боящийся обвинений в коррупции, как минимум, крепко намылит холку: почему-то именно оправдание подсудимого считается верным признаком коррупционера. В делах, где задействован прокурор, судьи выносят два оправдательных приговора из 1000, т. е. нисколько.

Далее – маловероятно, что таких обвиняемых до суда поместили бы в сизо. Сбежать они скорее всего не сбегут – приличные люди с репутацией, укорененные в социуме. Выбивать из них показания следователям тоже незачем: факт совершения инкриминируемых действий никто не отрицал. Да и в другом случае скорее всего не стали бы: комбинация «образование и возраст (возможны серьезные связи) плюс семья и более или менее средний достаток (адвоката оплатят)» довольно-таки надежно защищает обвиняемого от совсем уж жесткой прессовки – дураков подставляться нет. Значит, до приговора подсудимые гуляют под подпиской, так что судье не придется назначать им реальный срок хотя бы в пределах уже отсиженного, дабы оправдать те месяцы, которые они уже провели взаперти, и лишить их возможности требовать с государства компенсации.

Ну и какие варианты остаются у судьи в данных обстоятельствах (предположим, что он не зверь и сажать невиновных никакого удовольствия ему не доставляет)? Можно было бы попытаться продавить заявителя (т. е. не прокурора, а самого доносчика) на примирение сторон. Этот вариант выгоден всем: подсудимый идет на свободу без судимости, предполагаемая жертва получает моральное или материальное удовлетворение, прокурор не запачкал мундира – подсудимый же признал себя виновным. Судье за доброту и усилия тоже достается маленький пряник: писать постановление о прекращении дела намного легче и быстрее, чем сочинять приговор с мотивировочной частью. Но если заявитель попался склочный – ну или принципиальный, как угодно, – эта возможность отпадает.

Что остается судье, понимающему, что перед ним стоят невиновные люди, и не желающему отправлять их в заключение? Штраф или условный срок. Прикидываем на глазок – ну, род занятий у людей такой, что под условным им ходить пожалуй что и печальнее будет, чем собрать по друзьям и сочувствующим несколько тысяч долларов. Ладно, пусть будет штраф – зато без поражения в правах.

Поймите правильно: я не утверждаю, что судья в данном деле руководствовался именно этой логикой. В публичном «знаковом» процессе ему было о чем еще подумать, нет спору. Анекдот в другом. Фигуранты в итоге получили то же самое, что получили бы на их месте обычные люди. Без политики, без видеокамер, без шумных групп поддержки с обеих сторон, без давления на суд, без «православия головного мозга», без «исламисты за такое режут, а мы чем хуже?», без мужика с надписью «Православие или смерть» на пузе, без тараканов в коридоре суда. Матч сведен вничью, а что ничья в предложенных обстоятельствах у нас сейчас выглядит именно так – не заслуга и не вина кого-либо из участников. Игра была равная.