Новый университет для новой страны

В предыдущей статье я остановился на следующем выводе: для успешного создания высокотехнологического кластера нужен университет. Причем не простой, а нового типа. Попробуем раскрыть эту мысль

Три типа университетов

Изначальные, классические университеты, с XII по XIX в., были только учебными заведениями. Болонья, Сорбонна, Оксфорд, Кембридж, Саламанка, даже первый американский университет Гарвард – все это были школы, где священники учили священников. Пьер Абеляр и Уильям Оккам – вот мыслители, которые заложили основы университетского образования. Что интересно, университеты стали и первыми в мире «корпорациями» – обществами, отделенными от своих членов и существующими посредством королевской «хартии» – устава.

Великий естествоиспытатель Александр фон Гумбольдт создал на базе идей просветителя Фридриха Шлейермахера университет нового, второго типа – исследовательский. Это была светская школа, где господствовали свобода и мысли, и управления, а преподавание было совмещено с научной работой. Профессора были не только наставниками, но прежде всего учеными. Из Европы эту модель заимствовали в США и в Россию. Наши университеты выстроены в основе своей по гумбольдтовой модели.

Третий тип университета специально не создавал никто – но, думаю, когда время все расставит по своим местам, его фактическим основателем будет признан Фредерик Терман, декан факультета электротехники и проректор Стэнфорда. Его усилиями в Стэнфорд были привлечены федеральные заказы на прикладные работы, создан технопарк Стэнфорда, основан первый приуниверситетский стартап – Hewlett-Packard. Вокруг усилий Термана сложился с годами кластер, известный нам как Кремниевая долина. Назовем этот тип университета инновационным. Таковы лидеры сегодняшнего образования – Стэнфорд, Гарвард-MIT, Кембридж.

Классический университет – образование. Исследовательский – образование и наука. Инновационный – образование, наука и бизнес. Пока весь мир соединял фазы прогресса в одну цепь, мы в СССР и России эту цепь распиливали. В России университетская наука во многих случаях не была особенно сильной. Особенностью нашей системы был НИИ – чисто исследовательское заведение, никак не связанное с образованием. Университетские же преподаватели и профессора часто были сильнее в педагогике, но отставали и отстают от прогресса науки, иногда очень значительно. Исключения из этого процесса были, самое яркое из них – Физтех (тут я пристрастен – потому что там преподаю и работаю), созданный Петром Капицей и его коллегами на основе «базовых кафедр» – структур, объединявших учебу и научную работу студентов. Это было переосмысление опыта Кембриджа, одного из ведущих исследовательских университетов тогдашнего мира. Но в целом наша наука оторвалась от образования, а инновации не имеют отношения ни к науке, ни к образованию.

Как связаны университеты и инновации

Почему инновационный университет становится ядром инновационного кластера? Во-первых, он является источником пригодного для коммерциализации знания. Фундаментальные исследования в нем обогащают прикладные, прикладные – инженерные и практические. Идет и ежедневный обратный процесс информационного обмена – от экономики к науке. Наука не замыкается в «башне из слоновой кости», а живет в реальном мире, ощущая его пульс (но не подчиняясь ему слепо).

Во-вторых, он является источником кадров. Сообщество университета снабжает инновационную среду своего кластера предпринимателями, инженерами, менеджерами – и просто выпускниками, сохраняющими связь с альма-матер – от бывших студентов до бывших преподавателей. А выпускники-инноваторы возвращают университету свои связи, пожертвования и просто активную помощь.

И в-третьих, он является источником культуры и жизни. Когда инноваторы отрываются от науки, их инновации тривиализуются, новые идеи в корпоративной среде родятся все хуже и наконец прекращаются. Когда профессор отрывается от науки и жизни, его ученики попусту теряют время, изучая уже умершие, отвергнутые и никчемные теории и навыки. Ну а когда ученый отрывается от жизни – он превращается в уверенное в своих превосходстве и гениальности надменное ничтожество, занятое лишь умственным самоудовлетворением.

Интеллектуальной элите всех трех родов крайне необходимо общаться с молодежью не только потому, что та впитывает их опыт и знания как губка воду, – но и затем, что молодежь не чтит авторитетов, не ведает запретов и может задать вопрос, который не придет ни в чью голову, или высказать мнение, которого старшее поколение привыкло страшиться или отвергать на дальних подступах. Говоря метафорически, без постоянного преподавания у интеллектуала уши мхом зарастут.

Что такое инновации

Инновации ассоциируются с «жесткими» естественными науками, математикой и физикой. И это совершенно неверно. С момента создания университета придется порвать с традицией презрения «физиков» к «лирикам». В советское время, когда все было подчинено целям обороны, количество ученых и выпускников в естественно-научных и инженерных специальностях превышало во много раз численность обществоведов и гуманитариев. В итоге пострадали все.

В новом университете должны быть представлены все отрасли человеческого опыта – как научного, так и культурного. Естественные науки от физики до тектоники, науки о жизни от клеточной биологии до палеоботаники, инженерные науки от механики до программирования, общественные знания от экономики до антропологии, гуманитарные знания от лингвистики до психологии и творческие дисциплины от архитектуры до актерского мастерства – все это в университете обязательно должно быть исходно. На старте целесообразно предусмотреть в университете семь школ примерно одинаковой мощности по 100–120 преподавателей (нечто вроде традиционных для нас факультетов, но объединяющих несколько десятков кафедр каждая) – школа естественных наук, школа точных наук, школа инженерного дела, школа наук о жизни, школа общественных знаний, школа гуманитарных знаний и школа искусств.

Но очень важно изначально предусмотреть в структуре университета изменчивость. Структура наук не вечна – в живом знании все время возникают новые сегменты и уходят старые. «Отлить в железе» структуру университета нельзя. Как можно больше учебных программ и исследований должно быть сосредоточено в междисциплинарных областях и центрах. Комбинация образования по разным кафедрам всех семи школ под эгидой научного руководителя из одной школы позволит выпускать специалистов сотен различных специальностей – против десятков в самых мощных современных российских университетах.

Свобода знания означает также и то, что придется освободиться от высокомерного презрения к «тривиальным вещам» и не принимать заумность за научность. В Стэнфорде профессор может написать несколько научных работ о поведении людей на сайтах знакомств и в соцсетях – а у нас государственные грантодатели высмеют такую заявку, несмотря на то что браки и общение «по сети» уже сейчас кардинально меняют ткань нашего социума. Зато любой шарлатан-петрик принимается с почетом – за солидный вид и ужасно умные слова.

Где взять кадры

За рубежом или нет? Иностранцев или соотечественников? Вот тут однозначного ответа как раз нет, все зависит от предметной области. Технические и естественные науки в СССР были конкурентоспособны и востребованы – в результате 99% нашего золотого фонда сейчас за рубежом, в России остались только администраторы от науки да неконкурентоспособные и давно отставшие от мирового прогресса околонаучные пенсионеры. В естественных науках у нас успехи неровные, в инженерных и особенно компьютерных – весьма скромные (скажем спасибо Сталину за разгром генетики и кибернетики). В общественных науках у нас специалистов практически не было, но почти нет их и за рубежом. А вот русские гуманитарии вне России практически не были востребованы – и почти все они здесь.

Основная проблема – язык обучения. Английский – современная латынь, язык 80% научных публикаций, экономики, культуры, lingua franca мира. Вряд ли допустимо выпускать из университета хоть одного выпускника без свободного владения им и держать хоть одного «неанглоязычного» профессора. Но и переводить обучение на английский не стоит уже хотя бы затем, что русский – язык нашей культуры. А чего будет стоить этот университет, если он не будет новым санктуарием нашей современной культуры?

Но с проблемой дефицита кадров справиться довольно легко, если брать на работу преподавателями не ветеранов, а молодых ученых, у которых все еще впереди и море энергии. Преемственность поколений была нарушена еще в 1970 гг., и наследовать у сегодняшних педагогов и научных работников нечего, а Нобелевские премии дают хоть и профессорам, но чаще всего за открытия, сделанные ими в аспирантах.

Сколько это стоит

Дорого. Очень дорого. Позволить такой университет мы себе сможем лишь один. Сделаем простой расчет «на салфетке». В ведущих мировых университетах (см. таблицу) на одного преподавателя в ранге от инструктора и ассистента до полного профессора приходится 3–5 студентов и 1–2 аспиранта (точнее, докторанта), а с учетом профессиональных школ магистерского образования (медицинской, бизнеса, права и инженерных) – до 6–7 студентов магистерского и докторского уровня. Нагрузка преподавателя должна быть не больше двух курсов по два академических часа в семестр – иначе о новых курсах, науке и инновациях можно не вспоминать, профессор превратится в загнанную лошадь, нудя с кафедры десятилетиями одно и то же по вечному конспекту. И нам нужно укомплектовать все названные ранее направления. Это означает минимум 600–800 преподавателей всех уровней.

Зарплаты в академическом мире варьируются. Предел зарплаты полного профессора в востребованной области – $165 000–190 000 за учебный год. Менее популярные науки стоят дешевле – до двух раз. Нижний порог – примерно $60 000 в год для ассистента. Допустим, средняя сумма зарплаты среднего преподавателя – около $120 000 (а нанимая в основном молодых, можем выиграть и еще $10 000–20 000). Чтобы специалисты переехали сюда с готовностью откуда угодно, продолжая выплачивать там закладные за купленные дома и обеспечивая временно неработающих жен, – им нужно предложить процентов на 30 больше. Добавим еще треть сверх на соцналоги. Итак, в сумме это от $100 млн до $167 млн в год на зарплаты преподавателей. Еще на 40% эту сумму увеличит персонал – каждому профессору нужен секретарь, два ассистента (они же аспиранты), лаборант – и собственно аппарат университета. Итого, зарплатный фонд составит ежегодно от $150 млн до $250 млн. Это примерно половина текущего операционного бюджета. Общий – от $300 млн до $500 млн в год.

Стартовые затраты также включают в себя постройку зданий, кампуса, оснащение лабораторий, библиотек, аудиторий... Чтобы материальная база университета отвечала самому переднему краю науки и не устарела хотя бы лет пять, следует заложить под нее максимальный объем амортизации. Для сложной техники это три года, для простой – 10. Таким образом, это 10-летний бюджет на закупки оборудования – примерно $2 млрд. Под университет нужно не менее 500 000 кв. м зданий. Лабораторные корпуса и дата-центры потребуют особо качественной постройки. Современная нанотехнологическая установка или сервер, например, требуют особых режимов влажности, вибрации, питания – иначе они выйдут из строя, унеся с собой миллионы долларов инвестиций. Все остальное – учебные и офисные здания, спортивные сооружения, общественные здания, общежития, гостиницы, дома преподавателей – строится более или менее стандартно. Ну а хороший кампус начинается с нескольких квадратных километров и достигает нескольких десятков квадратных километров. Это еще $3 млрд.

Итого, $5 млрд единовременно и $500 млн ежегодно в течение 15 лет. До тех пор пока университет не накопит научный и экономический вес, не обрастет эндаументом, пока его выпускники не разбогатеют – тогда он сможет постепенно брать на себя часть своего бюджета, от 10% через 10 лет до 30% лет через 15. Остальное все равно придется доставать из федерального кармана. Университеты не самоокупаемы, даже лучшие. Они – кост-центры национальной экономики, а профит-центр – инновационный кластер вокруг них.

Размазывать и без того скудные финансы по десяткам учебных заведений, как масло по бутерброду, непродуктивно. Позволить этого мы себе больше не можем. Нам необходим самый лучший университет, какой мы только можем создать. Только в этом случае деньги будут потрачены с толком.

Как создавать университет

Здесь ответ прост. С нуля!

Конечно, реконструировать в университет нового типа один из старых университетов можно. Можно слить в одну несколько школ. Но слияние институциональных культур и замена их на новую займут много времени, швы будут заметны и десятилетия спустя, а выигрыш будет невелик – ни одно учебное заведение в России не обладает в готовом виде и десятой долей того научного, человеческого и культурного актива, что нам нужен.

И на самом деле это более чем типичная ситуация для России.

На каждом модернизационном рывке у нас возникал новый институт и тип высшего образования. Петровские реформы неразрывно связаны со Славяно-греко-латинской академией братьев Лихудов, Навигацкой школой воина-ученого Якова Брюса. Эпоха просвещенного абсолютизма Елизаветы создала руками Шувалова и Ломоносова Московский университет. Новые университеты – Казанский, Санкт-Петербургский, Харьковский, МВТУ связаны с реформами XIX в., а ближе к его концу появились Высшие женские курсы, Железнодорожный институт. Последний рывок – ядерный проект СССР – породил Физтех и МИФИ. Даже в тех случаях, когда делались попытки создать новую форму на базе старого вуза (как это было с тем же Физтехом), сопротивление старой организации и логика инновационного развития очень быстро разрывали эту связь, и новый университет обособлялся.

Поэтому правильнее всего построить с нуля. Новый университет с новой структурой, новыми программами, новыми людьми и по новому плану. Новый университет для новой экономики и новой страны.