Следствие без доказательств, суды без оправданий, наказание без милосердия
Около миллиона человек сидит в тюрьмах и колониях современной России. Той самой России, в которой, как сообщил на днях президент Медведев, теперь «новые, демократические времена». Если ориентироваться на статистику оправданий в суде присяжных, то примерно каждый пятый из этого миллиона (а это около 200 000 человек!) сидит невиновно. Президент при этом считает, что суд присяжных «с задачей не справляется в силу самых разных причин», и полагает необходимым в очередной, второй за последние восемь месяцев раз сократить его полномочия, изъяв из его подсудности еще ряд составов. Прежде всего, считает он, нужно освободить от участия присяжных «преступные сообщества и организованные преступные группы». На самом деле это две формы соучастия, при этом организованная группа – вообще не состав преступления, а лишь квалифицирующий признак, который может сопутствовать большинству преступлений, особенно экономических. Организация преступного сообщества и участие в нем могут сами по себе быть составом преступления, но он тоже по понятным причинам всегда сопутствует другим преступлениям. Все это написано в статьях 35 и 210 Уголовного кодекса. Подробнее об этом чуть позже, сейчас о другом.
Президент не уточнил, с какой именно задачей и в силу каких именно причин не справляется суд присяжных, но это совсем не трудно понять путем сопоставления со статистикой оправданий в «профессиональном» суде: там оправдывают примерно каждого 110-го, т. е. раза в двадцать два меньше, чем в суде присяжных! Попросту говоря, доля оправданий в «профессиональном» суде упорно стремится к нулю. Следует ли из этого заключить, что он «с задачей справляется»?
Как сообщила пресса, главный следователь страны Бастрыкин (разумеется, далеко не он один среди многочисленных юристов во власти) поспешил поддержать эту инициативу президента, приведя поистине «неотразимые» аргументы: из-за присяжных недавно кого-то не арестовали в Дагестане, а по экономическим делам они выносят мягкие приговоры. В действительности присяжные в решении вопроса об аресте не участвуют вовсе. И приговоры – ни мягкие, ни жесткие – они тоже не выносят, а выносят лишь вердикт о виновности или невиновности и о том, заслуживает ли виновный снисхождения. То, что якобы не нравится г-ну Бастрыкину в суде присяжных, в действительности делают профессиональные судьи.
Тот же г-н Бастрыкин совсем недавно уже сообщил вполне публично: «Некуда сажать – не аргументация». Точно так же «не аргументация» и необоснованные решения следствия, принимаемые под коррупционным воздействием «внешних сил». «Не аргументация», очевидно, и то, что не за что сажать. Иначе не сочиняли бы следователи тексты про «мнимых покупателей», совершающих «присвоение по заниженным ценам», а потом не жаловались бы на мягкие приговоры именно по экономическим делам. Вот такой уровень профессионального разговора тех, кто возглавляет в стране борьбу с правовым нигилизмом и за независимый суд.
Как только будет принята эта поправка, организованные группы и преступные сообщества станут находить везде. Следователи и прокуроры уже научились это делать: например, вчера у вас была компания, а сегодня она превращается в какую-нибудь «вертикально-интегрированную структуру, созданную для ведения преступной деятельности». Соответственно, все сотрудники (или любая их часть) так же легко становятся организованной группой (преступным сообществом), а нормальный бизнес – хищением, или преступной легализацией, или финансированием экстремизма и мировой закулисы. И доказывать «профессиональному» суду ничего не надо, достаточно просто поменять вывески. И никакой ответственности за это. И никаких присяжных, которые в чем-то там пытаются разобраться и хотят, чтобы им объяснили, как такое может происходить.
То-то будет рейдерам с силовым ресурсом раздолье! А арбитражным судам – облегчение, туда рейдерам можно будет просто не ходить: в самом деле, не с преступными же организациями и сообществами там спорить и доказывать свою правоту! Тем более что наши «профессиональные» уголовные суды и так под любыми предлогами не хотят признавать невыгодные обвинению арбитражные решения. И Конституционный суд со своей известной позицией о том, что, пока такое решение не опровергнуто в установленном для арбитражного судопроизводства порядке, оно обязательно для всех и является доказательством для уголовного суда, им в этом не указ.
«Вор («бандит») должен сидеть в тюрьме». Президент сказал. «Бандита», правда, лучше просто сразу уничтожить без сомнений и эмоций. Но если не уничтожили – никаких ему присяжных!
А когда он, этот самый «вор», особенно из «организованной группы» или сообщества, отбыв положенную по закону часть отмеренного ему «профессиональным» судом не мягкого наказания, попробует воспользоваться своим конституционным правом (статья 50 Конституции России) просить о смягчении наказания и обратится с ходатайством об УДО (условно-досрочном освобождении), ему быстренько и так же «профессионально» объяснят, что УДО он «не заслуживает». Потому что, прежде чем просить о досрочном освобождении, надо «чистосердечно раскаяться в содеянном». На языке права это, между прочим, означает, что человека, считающего себя осужденным незаконно (мы помним стремящуюся к нулю статистику оправданий в профессиональных судах!), для реализации одного конституционного права принуждают отказаться от другого, тоже конституционного (та же статья 50) права – на пересмотр приговора, с которым он не согласен. Ну а если даже не скажут прямо, что надо «раскаяться», то скорее всего тоже не отпустят: легко усмотрят, что «не полностью возместил ущерб», или тюремному начальнику покажется (а «профессиональный» суд с ним, конечно, согласится), что осужденный не вовремя вымыл бачок для питьевой воды (которую ему при этом никогда не давали), или не выразил восторга от овладения ненужной ему профессией (которой при этом все же овладел, раз начальство требовало), или где-то не там держал руки, или в соседнем помещении барака чуть дольше задержался, или еще что-то подобное совершил, что, разумеется, «безоговорочно» свидетельствует о его высокой общественной опасности и необходимости дальнейшей изоляции от общества.
И пусть что хотят пишут по поводу УДО в своих постановлениях Конституционный суд и пленум Верховного суда, пусть призывают помнить о Конституции, об истинных целях наказания, об установленных законом критериях исправления и только их учитывать при принятии решения, а не придумывать отговорки, чтобы любой ценой держать людей за решеткой. «Профессиональные» суды дело знают и не преминут напомнить любому непонятливому, что применение или неприменение УДО – это только их, судов, право, но не обязанность. А значит, скорее всего не отпустят. А потом судья Верховного суда росчерком пера под одним абзацем общих фраз откажет в надзорной жалобе, освятив с самых вершин правосудия этот джентльменский набор «профессиональных доводов» и даже не вспомнив, что в это же время и по тому же поводу сказал пленум того самого суда, в котором он служит.
Не будет, оказывается, никто думать и о помиловании такого «нераскаявшегося». Ведь у нас традиционно принято почему-то считать, что «зря не сажают». Наверное, поэтому для министра юстиции современной демократической России, преодолевающей правовой нигилизм, обязательность «раскаяния» претендента на помилование – это «вопрос риторический», да и для президента тоже. Что бы там ни было написано в Конституции о том, что каждый осужденный имеет право, сначала пусть этот каждый покается...
Следствие без доказательств, суды без оправданий, наказание без милосердия – не это ли формула (или, того хуже, только часть формулы) происходящего в сегодняшней России «крушения права в его общецивилизационном, высоком значении»? Эти слова о крушении права как одной из важнейших ценностей цивилизации прозвучали как набат в недавнем юбилейном интервью Сергея Сергеевича Алексеева – не только бесспорного корифея современного права, но и человека безупречной совести и большого мужества. И уже поэтому к ним нельзя не прислушаться всем, кому не все равно.
А обезопасить присяжных на Кавказе от родоплеменных комплексов и везде – от запугивания и разного рода непроцессуального воздействия, конечно, необходимо. Но именно избавить точными профессиональными действиями, а не их имитацией, прикрывающей откровенное лоббирование корпоративных (если не коррупционных) интересов силовиков, к тому же разучившихся работать.