Это пятая статья из цикла «Сталинский проект». О других доживших до нашего времени советских институтах читайте статьи: «У стола власти» http://www.vedomosti.ru/newspaper/article.shtml?2008/03/14/143556 («Ведомости» от 14.03.2008); «Этика издержек» http://www.vedomosti.ru/newspaper/article.shtml?2008/11/01/167147 (1.11.2008); «На блаженных островах» http://www.vedomosti.ru/newspaper/article.shtml?2009/02/06/180457 (6.02.2009); «Город-лагерь, город-сад» http://www.vedomosti.ru/newspaper/article.shtml?2009/03/06/184905 (6.03.2009).
Жизнь в советской стране, о которой школьникам уже приходится рассказывать, как о затонувшей Атлантиде, была устроена совершенно особым образом, не похожим на образ жизни в других странах. Особая идеология, особые праздники, особые традиции и, помимо прочего, – особые отношения между простыми гражданами и избранными, точнее, глубокая, труднопроходимая пропасть между ними. Возможности продвижения в профессиональном отношении, возможности самореализации в науке и искусстве, возможности заработать зависели от того, что думают о вас избранные – члены коммунистической партии, ответственные за кадровые назначения.
Сталин, в сферу ответственности которого ключевые партийные назначения входили еще до смерти Ленина, быстро разглядел потенциал этой позиции и до конца жизни так, по сути, и оставался главным кадровиком страны. В этом, возможно, секрет его долголетия у власти.
Матрица
Попробуем понять, в чем секрет живучести института номенклатуры – закрытого для общества перечня постов в партии власти, государственной системе и экономике, который пережил Сталина, трансформировался, как спрут, расширялся на протяжении всего советского периода нашей истории и существует до сих пор. Отметим для ясности, что деятельность по допуску и недопуску в «систему» была неконституционной (до появления 6-й статьи о руководящей роли компартии уж точно): на бумаге ведущая роль в отборе управленцев принадлежала выборным Советам всех уровней. Но настоящая власть расставлять людей по нишам в иерархии принадлежала коммунистической партии, надгосударственной «матрице», стремившейся к полному контролю над всеми сферами жизни.
Первое время большевики контролировали лишь ключевые политические, экономические и военные назначения. Верхушка была слишком мала – в 1919 г. ЦК (центральный комитет) состоял всего из 19 членов и 60–70 технических работников, а численность всей партии не превышала 300 000 человек. Но логика тотального контроля требовала расширения партии, а значит, и списка контролируемых должностей. В 1925 г., когда численность партии достигла 635 000 человек, ЦК вырос до 63 членов, а его аппарат – до 250 человек. Тогда и появилось понятие «номенклатура»: наркомы (министры), их первые заместители, первые секретари республиканских и областных комитетов партии, командующие военными округами, послы в крупнейших странах стали «номенклатурой № 1», которая утверждалась в ЦК. Работники рангом ниже составляли «номенклатуру № 2», утверждавшуюся отделами ЦК. Расширение и ветвление аппарата продолжалось (с перерывом на репрессии конца 30-х) до 1991 г.: тогда в партии состояло 19 млн человек, а численность аппарата ЦК достигла 2000, в нем было 20 отделов, каждый из которых делился на 9–12 секторов. И вся эта система непрерывно кого-то назначала и что-то распределяла (дачи, квартиры, машины, мебель, еду). Приложение к постановлению секретариата ЦК от 10 апреля 1991 г. сообщает, что членами КПСС были 406 000 руководителей учреждений и организаций и свыше 1,5 млн работников административно-управленческого аппарата. Первый секретарь Новосибирского обкома КПСС Александр Филатов рапортовал в 1984 г., что институтские парткомы одобряют не только назначения заведующих кафедрами и секторами, но и старших научных сотрудников и даже темы диссертаций. Впрочем, самым интересным в номенклатуре к концу жизни СССР были формально невысокие, но материально привлекательные посты, связанные с работой за границей и в торговле. Вырождению советской элиты посвящена интереснейшая книга Михаила Восленского, написанная в 80-е гг (Восленский М. Номенклатура. М.: Захаров, 2005).
Трансформация
Но вернемся к «главному кадровику» и его методам работы. Частью номенклатурного отбора при Сталине были репрессии. «Слово Сталина было закон, лопни, но выполни», – писал впоследствии нарком нефтяной промышленности и председатель Госплана Николай Байбаков. Байбакову в момент назначения на должность наркома было 33 года. На осторожный вопрос, уверен ли Сталин в своем выборе, тот ответил: «Мы знаем свои кадры, кого и куда назначать».
(Фрагмент удален на основании Постановления Девятого арбитражного апелляционного суда от 20.10.2009 г.). Пожалуй, трудно спорить с тем, что страх смерти – хороший мотивирующий фактор. Действительно, сталинские времена были временем уникальной мобильности элиты – в среднем работник проходил отбор до первой номенклатурной должности за 4–5 лет. Но мобильность на этом не заканчивалась – очень часто конечной точкой карьеры был расстрел или лагерный срок.
Байбаков, работавший под прямой угрозой расстрела, выжил. Но выжили далеко не все – и это не зависело от того, выполнен или не выполнен был приказ. Примеры: расстрел командования Западного фронта, которое скрупулезно следовало директивам Москвы и в итоге допустило разгром своих войск летом 1941 г., и послевоенный арест главкома ВВС Александра Новикова и наркома авиационной промышленности «за высокую аварийность». При таком механизме отбора важнейшим критерием оценки управленца были его преданность Сталину, фанатичная готовность выполнить директиву Кремля и способность к жестокому принуждению подчиненных.
После смерти Сталина отношения внутри элиты изменились: претенденты на важные посты подписывали негласный договор с первыми лицами. Они обязались выполнять любые указания сверху в обмен на гарантии привилегий и материальных благ, недоступных простым гражданам, – качественной еды, удобного жилья и хорошего отдыха. Наконец, в это время завершилось формирование системы продвижения ответственных работников. Подобно петровской Табели о рангах она включала 14 карьерных ступеней – от номенклатуры парткома первичной организации до номенклатуры ЦК, предписывала сроки нахождения на том или ином посту и регламентировала порядок перехода на вышестоящую ступень. Причем чем ближе к концу СССР, тем важнее становился не просто статус, а его экономическое содержание – возможность личного обогащения. У должностей появилась цена.
Мафия
Вот как выглядела советская система управления на взгляд новичка. Дэвид Ремник, журналист, работавший в конце 80-х гг. в СССР, писал в книге «Могила Ленина»: «На Западе криминальные группы всегда захватывают те сферы, где нет легальной рыночной экономики, например, торговлю наркотиками, игорный бизнес, проституцию. Но в СССР не было рыночной экономики. Практически все экономические отношения были мафиозными отношениями» (Remnick, David. Lenin's Tomb. NY: Random House, 1993). Монополия на власть, созданная Сталиным, выродилась в систему контроля над хлебными местами. Монополия номенклатуры стала по экономическому смыслу монополией на услуги «крышевания».
Восленский писал, что в национальных республиках Кавказа и Средней Азии процветали кумовство, взяточничество, были возрождены феодальные порядки. Чтобы вспомнить о тех временах, можно перечитать еще одного перестроечного автора – Аркадия Ваксберга – с его очерками об «узбекских» и прочих делах. Да, суды и приговоры были. Но когда коррупция становилась вопиющей и угрожала социальной стабильности, как это было в Узбекистане в 1980-х, расследование дел старались ограничить местными рамками. Пирамида назначений, конечно, была всесоюзной. Ручейки коррупционных платежей текли снизу вверх точно по тому же принципу, что и сейчас, только бизнес на должностях был гораздо более централизованным, чем в наше время. Менеджер сталинского типа, о котором мечтают пенсионеры и силовики, явись он сейчас, конечно, пенсионерам бы не помог, а часть силовиков лишил бы денег и свободы, поскольку централизовал бы бизнес крышевания.
Но вот что интересно. Цинизму и прагматизму позднесоветской номенклатуры мы, возможно, обязаны мирным распадом партии и советской системы. Центральные органы партии и ее ближайшего резерва – комсомола начали переводить лакомые госпредприятия в частную собственность за несколько лет до официального начала приватизации. В 1991 г. умные номенклатурщики охотно согласились отказаться от идеологии ради собственности и (или) самосохранения в структурах исполнительной власти. Ольга Крыштановская в статье «Трансформация старой номенклатуры в новую российскую элиту» указывала, что представители высшей номенклатуры составляли около 20% среди окружения Бориса Ельцина. А из комсомольской организации выросла значительная часть постсоветского бизнеса.
Печальная сторона этой преемственности в том, что до наших дней дожил механизм формирования элиты, точнее «эрзац-элиты» (см. Гудков Л., Дубин Б., Левада Ю. Путинская «элита». М.: Иностранка, 2008). Кадры, которые «решают всё», выбираются не в силу таланта, человеческих достоинств и компетентности, а благодаря лояльности и умению не сдавать своих.